обращенное к священному городу и бывшее почти таким же общественным местом, как пространство между крепостью Антония и храмом. На этом помосте мог быть воздвигнут в самое короткое время подвижный трибунал (Bema или βημα). В это утро Пилат еще заседал в палате суда — внутри дворца; извне слышался шум восточного города, пробуждающегося накануне пасхи: внутри раздавался лязг римского оружия, возвышались алтари римских богов и, может быть, стояло скульптурное изображение далекого полубога Тиверия. Священники и учителя народа, строго соблюдавшего свои народные обычаи, не могли входить в эту языческую палату в продолжение всей священной недели пасхи; и римлянин, с своей римской усмешкой, охотно устранил это затруднение, сам вышедши за ворота со своими воинами-ликторами. Когда взор Пилата упал на Узника, стоявшего пред ним со связанными руками, то первыми словами правителя были следующие:
в чем вы обвиняете человека сего [74]? Мы узнаем здесь сразу подлинный голос римского правосудия. Нет сомнения, эти слова прямо указывали на собственное право и власть Пилата переисследовать дело. Иначе их нельзя и понимать. Они, кроме того, напоминают благородное изречение Пилатова преемника на этом седалище: «У римлян нет обыкновения выдавать какого-нибудь человека на смерть прежде, нежели обвиняемый будет иметь обвинителей налицо и получит свободу защищаться против обвинения»
[75]. Так всегда говорил худший из римских правителей (а ни Пилат, ни Фест не принадлежали к лучшим) — по одному инстинкту и преданию правосудия, не оставлявшим их и среди вероломных племен. Главные священники и книжники не желали представить требуемое обвинение в определенных чертах.
Если бы Он, — говорили они, —
не был злодей, мы не предали бы Его тебе [76]. Это наглое уклонение от прямого ответа на вопрос Пилата не могло расположить его в пользу обвинителей, и он тотчас же становит дело на его законную почву спокойным, но несколько презрительным возражением:
Возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его [77]. На это обвинители отвечали с упорством:
Нам не позволено (ουκ εξεστίν)
предавать смерти никого. Ответ объяснял то, что, может быть, заключалось уже в слове «злодей» и на что указывало ясно представление Узника на суд Пилата, — именно, что они явились для принесения уголовного обвинения. Этим закончилось предварительное объяснение
[78].
В этом пункте настоящей истории возникает вопрос о столкновении судебных властей и о юрисдикции. Зачем иудеи пошли к Пилату, когда их синедрион произнес над Иисусом приговор: