Потом надолго повисла тишина. Он курил одну сигарету за другой, она тоже. Позже ему пришло в голову, что если она действительно беременна, то курить ей не стоит.
Потом он снова спросил: «Что?» И еще, и еще, и казалось, что она тоже тысячу раз повторила «Я беременна», как когда он в ванной открывал шкафчик с зеркалом и зеркало за его спиной повторяло его отражение до бесконечности. «Макс — навсегда», — говорил он в детстве. И сейчас он чувствовал то же, как будто ребенок внутри нее делал его бессмертным.
— Как? — очень тихо произнес он, опускаясь на автокресло. — Он… — Вопрос почти прозвучал. Он не хотел спрашивать, его ли это ребенок. Теперь отвратительные голосовые сообщения становились понятнее. Они основательно выбили почву у него из-под ног, и он уже ничему не верил.
— Ты хотел спросить, твой ли это ребенок.
Дэйна не была дурой. Какая же она худая, подумал Макс. Надеюсь, хоть питается-то нормально.
— Ну так он твой, — ответила она. И, покраснев, опустила глаза.
— Тут ходят всякие разговоры…
Как их отношения вдруг превратились во вражду? Честно говоря, он не находил в себе ненависти к ней. Он ненавидел ситуацию, в которую они попали. Но инстинкт самосохранения мешал ему это признать. Он смотрел, как она гоняет носком ботинка сухие листья на полу.
— Про меня болтают. Всякие гнусности. То, что никто не должен был бы знать.
Дэйна изо всех сил пнула форму для выпекания. Коробка порвалась, звякнул металл.
— Что ты собираешься делать со всем этим дерьмом?
Макс рассмеялся:
— Оно нам понадобится, разве нет?
Тогда-то он впервые и представил себе совместную жизнь с Дэйной. Маленькая квартирка, как у отца, возможно, в том же доме. Позволит ли он своему ребенку играть на улице? Наверное, нет. И что скажет его мать, если он решит жить в таком месте? Скорее всего, навсегда откажется иметь с ним дело. Она до сих пор не может простить ему, что он бросил Дэннингем. Если он станет отцом в таком возрасте, это окончательно ее убьет.
Да, он стал для матери настоящим кошмаром. Именно подобные типы являются героями ее телешоу. Он подвел ее. Макс ненавидел себя, ненавидел того, в кого он превратился.
Вскочив с кровати, он прошелся по комнате. Завернул в свою личную ванную, сунул голову под холодную воду. Это не успокоило, поэтому он прямо в одежде встал под обжигающе горячий душ. Не вытираясь, оставляя на полу лужи, вернулся в комнату, лег на пол, подполз к шкафу красного дерева, засунул в щель руку и достал почти полную бутылку водки.
Отпил глоток.
Он все думал и думал. Как жить дальше? Какие его ждут последствия? Их наверняка будет много. Он вспомнил тот короткий эпизод в подвале, что привел ко всему этому дерьму. Если бы он мог вернуться назад во времени, поступил бы он опять так же?