— Мы же на ней спим!
— Если ты не прикасаешься ко мне, то какой смысл? Мы можем спать в бане вместе с сестрами.
— Ну, никому, кроме тебя, знать об этом незачем. Пусть считают, что мы живем, как все, и завидуют нашему счастью.
— Ну да, как все, — хмыкнула Зимава. — Все успевают еще до свадьбы это попробовать, а я при живом муже в девках осталась. Почему ты мною брезгуешь, леший? Я кажусь тебе уродливой? Ты привык к другим девушкам? Или… Или я и вправду некрасива? Тебе так невыносимо исполнить со мной свой супружеский долг? Что во мне не так?
— Нет, все неправильно, — покачал головой Ротгкхон. — Ты очень красивая. У тебя идеальная фигура, приятный голос, изумрудные глаза…
— Такая красивая, что собственный муж нос воротит! Почему? — продолжала требовать ответ девушка.
Вербовщик в ответ только вздохнул. Как можно объяснить обитательнице начальной эпохи, которой из всех удовольствий доступны только еда, брага и поцелуи, что совсем рядом с ее домом, всего в нескольких сотнях звездных систем вверх по рукаву, разумные существа придумали так много способов развлекаться: химических, компьютерных, тактильных, визуальных, инерционных, интеллектуальных и чувственных, механических и иллюзионных — что секс, как способ приятного времяпровождения, уже давно, очень давно утратил свою притягательность. Что людям, воспитанным в условиях кристальной чистоты, гигиены и санитарии, не позволяющим себе пользоваться чужими полотенцами, платками или зубными щетками сама мысль соприкосновения слизистыми оболочками, обмена микрофлорой и физиологическими жидкостями может показаться отвратной и омерзительной?
В мирах большой галактики люди позволяли себе физиологическое слияние только тогда, когда их влечение друг к другу оказывалось столь сильным, что ломало и вбитые в подсознание правила гигиены, и привычку к чистоте, и гордость самодостаточности, и законы неприкосновенности тела. Ломало все правила и законы общества, заставляло отказаться от привычного отдыха, общения, развлечений.
Страсть, способная ломать преграды и доставляющая больше радости, нежели самый наилучший аттракцион, была воспета учением четвертого друида и стала частью общей галактической философии. Близость мужчины с женщиной без подобного чувства казалась Ротгкхону поступком столь же нелепым и противным, как поедание козявок или обнюхивание уличных экскрементов. Может, и безопасно. Может, и допустимо для несмышленых карапузиков — но бессмысленно, нелепо и противно взрослому человеку.
— Ты помнишь, о чем я тебе говорил? — взял девушку за руку вербовщик. — Это ненадолго. Скоро я исчезну, а ты останешься богатой вдовой. Ты красива, молода, невинна, — коснулся он левой рукой ее щеки, скользнул пальцами к платку. — К тебе будут свататься многие, ты сможешь выбрать из них самого желанного. И ты будешь счастлива. Любима и счастлива. У тебя все будет хорошо. А у нас… У нас совсем другая сделка.