На свадьбе присутствовали родители Стаса, мама Кати и друзья. Свидетели – Гриша с Леной – очень быстро нашли общий язык, и им было не до молодых. «Ну и что, что Гриша бедный. Зато красивый, веселый и подающий надежды. А деньги у меня есть», – пояснила подруга Кате, хоть та и не задавала вопросов.
Сначала ездили в загс, потом, как водится, к Вечному огню, потом в ресторан. Будущий свекор постарался на славу. Стол ломился от яств. Как заметила бы Катина мама – все как у людей. Но мама в этот день отказалась и от комментариев, и от спиртного. Слишком была счастлива за дочь. Она быстро подружилась с немногочисленными родственниками Стаса, а его папа радостно и удовлетворенно смотрел на Катю и после регистрации называл ее не иначе как дочкой.
Все было хорошо. Все было замечательно у этих добрых, милых, веселых людей. «О, боже, что я делаю? – думала Катя, наблюдая за ними. – Я обманываю их всех. А главное, Стаса. Нет, я не обманываю, я полюблю его, обязательно», – в который раз повторяла она себе.
Стас разговаривал с ребятами. Почувствовав, что Катя смотрит на него, улыбнулся, махнул головой, мол, «чего?». Катя, уже теперь жена, помотала в ответ «ничего», мол, «просто так». Он улыбнулся еще раз и продолжил разговор с друзьями. «Успокоился... Раньше бы побежал ко мне по первому взгляду. Ну, будь спокоен. Я постараюсь, чтобы ты был счастлив».
* * *
Сергея на свадьбе не было. Он давно уже ушел из их жизни. По очень плохой причине. Катя заставляла себя об этом не вспоминать. Но если тебе говорят не думать о красной черепахе, о чем ты подумаешь в первую очередь? Мало того, Катя считала себя виноватой в этой истории. Как она страдала тогда, на том Гришином дне рождения, где были счастливые Лада и Сергей. Как она старалась не думать о том, что ее ребенка больше нет и виноват в этом он. Отгоняла от себя все нехорошие, недобрые мысли. Но красная черепаха возвращалась снова и снова. И коротким корявым пальцем с длинным ногтем и морщинистой чешуйчатой кожей выводила Катины раздумья: «Как несправедливо. Боже, как несправедливо. Господи, ну сделай же что-нибудь. Почему я должна страдать, а им так хорошо? Господи, ну пожалуйста». Что сделать, она и сама не знала. Или знала, но это даже черепахе не удалось извлечь на поверхность. Одна половина Кати пыталась бороться за нравственность и смирение; вторая хотела восстановить справедливость.
Катя могла поклясться, что она не желала зла ребенку.
Когда они со Стасом собрались уходить, Сергей выразил желание проветрить Ладу и предложил выйти вместе. И они пошли. Вниз, по лестнице, на улицу. Кто-то разлил на ступеньках вино, а сверху неслись мальчишки. Они смеялись, что-то кричали друг другу. Из какой-то квартиры орала бабка: «Вот я вам устрою, паршивцы!» Наверное, хулиганили, звонили в двери и убегали, как всегда убегают нашкодившие мальчишки. Они собрались отойти, но Лада была неповоротливой. Сергей попытался отдернуть ее, но парень все-таки сильно задел Ладу, и она, поскользнувшись на красноватой луже, упала на лестницу, и еще немного съехала вниз по каменным ступенькам. И глаза ее (Катя видела их, потому что шла впереди и обернулась на мальчишку, который пробегая крикнул: «Извините!») были полны животного страха, и руки инстинктивно обхватили живот. Но руки не помогли. Слишком сильный был удар. Стас ринулся за пацаном, но понял, что смысла нет в этом никакого. Надо спасать Ладу. Он рванул наверх к Грише вызвать «Скорую». А Сергей только обнимал ее и повторял: «Ладочка, не волнуйся, моя хорошая. Все будет отлично. Сейчас приедет врач. Все будет хорошо...» А Лада полулежала, беззвучно плакала, слезы катились ручейками по ее щекам, размывая тушь. И уже вся ее юбка и ноги были в крови, и она повторяла два слова: «Мой ребенок. Мой ребенок».