Семен обвел взглядом кабинет и задержался на пресловутом баталовском календаре «Дней отдыха на 1926 год». Вид этой бумаги показался ему отвратителен: чего стоили одни желтые бутоньерки по углам! Снять и выбросить календарь он так и не решился, но впервые поймал себя на мысли, что при виде его не испытывает ничего, кроме раздражения.
Идти к Войнарскому после утреннего разговора было все же страшновато, но Кашин толкнул дверь в приемную небрежно и размашисто. И огорчился ответом секретарши: оказывается, пока он отсутствовал, начальник губрозыска по срочному вызову уехал в губернию, в дальний уезд.
На работу в артель Абдулка тем днем так и не возвратился. После работы мужики поудивлялись: «Чего это с мальцом? Неуж забаловал? Ты уж его посеки, что ли, Никола…» Малахов шел домой рассерженный, убежденный, что Абдулка уже там. Но его не было, и днем он дома, как сказала Маша, не появлялся. Тревожась, они ждали его, покуда не стемнело, и Николай вспоминал, что приемыш кинулся бежать после того, как поговорил с ним пришедший в артель по служебной надобности красивый сероглазый парень в кепочке. О чем они говорили? Несмотря на беспризорные годы, мальчишка был крайне чуток к обидам, и уж Малахов-то знал, сколь быстра смена настроений у его маленького Друга!
Кинулись по милицейским участкам и больничным приемным покоям. Бесполезно: ни среди мутной орущей пьяни и ворья, ни среди тихих от горя и боли обитателей больниц не было мальчишки Абдулки, случайного приемыша. Николай сам устал и несколько раз отсылал Машу домой, говоря, что в ее положении не надо бы бегать ночами по городу; она не слушала его и все шла, шла рядом, а обессилев, садилась передохнуть или тяжкой ношей висла на малаховском локте. К утру, обежав весь город, они оказались на вокзале. Мальчишка спал в большом зале, на полу, среди оравы грязных, сопящих и ругающихся во сне беспризорников. Они облепили все вокзальное здание, их уже не шугали станционные милиционеры, знали, что бесполезно: выгонишь, они выйдут, побродят немного и снова вернутся обратно. Тоже и жалели: куда ж девать бедных, затрепанных мальцов и девчонок, когда осень на дворе и холодными, сырыми стали ночи? Время от времени проводились облавы, от которых ребята спасались как могли, производя великий шум. Изловленных отправляли в немногочисленные еще колонии, а «спасшиеся» продолжали свою жизнь: нищенствовали, воровали, ночами снова приходили на вокзал, где забывались беспокойными снами.
Абдулка дергался, вздыхал и чесался. «Опять вошей наловил», — бормотала Маша, шмыгая носом от счастья. Малахов вытащил Абдулку из середины вповалку лежащих тел и поволок к выходу. Тот вяло болтал ногами, отбивался, но вдруг, мгновенно проснувшись, рванулся из рук и завопил: