Осторожно, кончиками пальцев, извинительно постучал по филенке двери. После грохота сшибленного мною стула - робкое позвякивание. Дескать, извините, господин главный экономист, за доставляемой беспокойство, но генеральный приказал...
Ответа не последовало. Пришлось заглянуть в кабинет.
По роду прежней своей профессии сыщика всякого навидался: изуродованных трупов, расчлененок, застреленных в упор несколькими выстрелами бизнесменов, но то, что увидел в кабинете главного экономиста Росбетона невольно вызвало чувство ужаса. Может быть, потому, что там были чужие, незнакомые люди, а здесь - человек, нанявший меня на работу, с которым приходилось ежедневно общаться, к которому зверски ревновал свою подругу.
Вартаньян сидел, откинувшись на спинку полукресла, закинув назад голову. В груди, загнанный по самую рукоятку, нож. Лицо искажено гримасой муки. Крови немного - красные брызги на столе и разложенных бумагах.
Оцепенение, охватившее меня, быстро прошло - осторожно, будто боясь принести убитому боль, я притворил дверь и бегом, позабыв про ожидающий лифт, помчался в вестибюль по лестнице.
- Что случилось, Сергеич? - осведомился покрасневший от пары стопок коньяка арматуро-бетонщикк. - За тобой будто нечистая сила гналась...
- Вроде того, - присел я к столу и положил руку на телефонную трубку. - Спасибо тебе за помощь, можешь считать себя свободным.
Тимофеич медленно двинулся к входу в цех, посылая многозначительные взгляды на шкафчик, куда я поставил ополовиненную бутылку. Он, видимо, ожидал, что во мне проснется совесть и я предложу ему ещё парочку стопок. В уплату за оказанную невероятной важности услугу.
Не дождавшись, горестно вздохнул и ушел к своему рабочему месту, откуда сразу же донеслись негодующие его выкрики, обильно сдобренные хриплыми матюгами, по поводу отсутствующего каркаса и, следовательно, пониженной зарплаты.
Первый, кого я оповестил о страшном происшествии - генеральный директор. Тот никак не мог врубиться, десяток раз переспрашивал: не ошибся ли дежурный, не почудилось ли ему спьяну убийство?
- Немедленно сообщи в милицию, - наконец решился Пантелеймонов. Постарайся не поднимать особый шум - не к чему знать в цехах о... происшествии.
Слово "убийство" - на подобии колючего ежа, слишком уж больно колется. В смысле же рекомендованного молчания - генерального легко понять: пойдут слухи, один фантастичней другого, станут всезнающие трепачи изобретать причины убийства главного экономиста, в конце концов, поколеблется, если не рухнет, высокий авторитет Росбетона. Кто решится заказывать те же, скажем, конструкции элитного коттеджа в фирме, руководителей которой режут, будто новогодних гусей?