Субботний день выдался ясным и безоблачным, легкий ветерок гнал прочь скопившуюся в воздухе за ночь влагу.
У могилы матери Ли опустилась на колени, положила в изголовье букетик цветов. Стоя за спиной тетки, Адам не сводил глаз с надгробного камня:
АННА ГЕЙТС КЭЙХОЛЛ
3 СЕНТЯБРЯ 1922 – 18 СЕНТЯБРЯ 1977
“Умерла в пятьдесят пять лет, – подумал он, – мне тогда исполнилось всего тринадцать”.
Камень был невысоким, на одно имя, и это уже казалось необычным. Люди, являвшиеся спутниками при жизни, предпочитали, как правило, держаться рядом и после смерти, во всяком случае, здесь, на Юге.
– Когда мамы не стало, отцу было пятьдесят шесть, – сказала тетка, беря Адама за руку и делая шаг в сторону дорожки. – Я просила его выбрать участок побольше, для двоих, но он отказался. Видимо, чувствовал, что еще поживет, рассчитывал найти вторую жену.
– Помню, ты говорила, особой любви бабушка к нему не испытывала?
– Сэма она любила, но по-своему. Все-таки родители прожили вместе почти сорок лет. Хотя близкими друг другу они действительно никогда не были. С возрастом я начала понимать: маме не хотелось находиться с ним рядом. Простая деревенская девушка, она вышла замуж очень рано, родила двоих детей и вечно сидела с ними дома, считая себя обязанной во всем потакать мужу. В те времена такое считалось нормой. Думаю, настоящего счастья она не знала.
– Может, ее пугала мысль пролежать рядом с Сэмом до скончания времен?
– Может. Эдди надеялся, что отец и мать оформят развод, и тогда он похоронит обоих в разных концах кладбища.
– Разумно.
– И он не шутил.
– Как много ей было известно о деятельности Сэма в Клане?
– Даже не представляю. Дома на эту тему не говорили. Помню, после ареста мать долго чувствовала себя оскорбленной. Некоторое время пряталась от репортеров у Эдди, то есть у вас.
– И не присутствовала ни на одном из процессов.
– Да. Сэм запретил ей появляться в суде. У мамы были проблемы с давлением, этим-то предлогом он и воспользовался.
Двигаясь по узкой дорожке, оба оказались в старой части кладбища. Ли подняла руку:
– На противоположном холме, вон там, под деревьями, хоронят чернокожих.
– Как? Даже сейчас?
– Ну да. Не помнишь? “Ниггер должен знать свое место”. Местные жители до сих пор приходят в ужас от мысли, что рядом с их предками вдруг будет лежать человек с иным цветом кожи.
Адам недоверчиво покачал головой. Под толстыми сучьями дуба у самой вершины холма оба опустились на траву. Вдалеке внушительно поблескивал купол окружного суда.
– Девчонкой я очень любила играть здесь, – сказала Ли. – Каждый год Четвертого июля городские власти устраивают фейерверк. Лучше всего смотреть именно отсюда. Пушки, из которых стреляют, стоят в парке. Утром мы неслись на велосипедах в город смотреть парад, купаться в бассейне и просто валять дурака. После захода солнца, когда темнело, мы пробирались сюда, рассаживались по надгробиям и с нетерпением ждали первого залпа. Взрослые мужчины не выходили из машин, сидели и тянули из горлышек кто пиво, а кто и виски. Их жены с младенцами на руках поднимались к нам. А потом мы, оглашая кладбище дикими воплями, мчались вниз.