Новые корни, дворянские милости, расцвет. Казалось, Испания и Инквизиция растворились в бесконечной дали. Вскоре молодая жена лекаря понесла. Первенец, появившийся на свет уже в новом столетии, за неделю до зимнего солнцестояния. Христианское крещение (береженого Бог бережет), а уж после — разудалые пляски и вино рекой. В лице мальчика слились еврейские, иберийские и французские черты. Глаза — под ликующие звуки цимбал — все еще таинственно сливались с Космосом. И в мгновение ока возведенный в сердце мост между отцом и сыном…
На этом мосту уже прошло десять лет. Постепенное угасание одного из них. Наконец, болезнь Кифы, Петра или Пьера де Нотрдама. И во время агонии еще раз выхваченный образ дьявола: Инквизиция даже во Франции, слухачи в доме. Поп-кадильщик из монастыря Сен-Мартен, стерегущий у смертного одра. Однако в последнем взрыве гнева остались неодолимость и торжество — Адонаи. Вездесущее семя, запечатленное и брошенное в глаза вечности. Жизнь, промелькнувшая и прочувствованная в обмене взглядами между отцом и сыном. А дальше — неожиданно — пустота.
Казалось, слово еще витало в пространстве, когда Мишель, охваченный ужасом, освободился от чар. Однако он продолжал не отрываясь всматриваться в застывшие зрачки отца. С последним дыханием жизнь отлетела от усопшего, он освободился от земной суеты. Это было мгновение, похожее на Слово. Но сын понял, что это Слово, и в душе он пронесся через десятки, сотни лет, века и тысячелетия, прошедшие до его появления на свет.
И в то же время он понял кое-что другое. Судорожно сжавшая его шею рука матери подсказала ему: если клирик что-то заметит, он способен скрутить их в бараний рог!
Но аббат, снова набравшись сил, второпях угрожающе замахал кадилом. В своем бездушии к покойнику он утвердился подобно камню. В любой момент он мог найти повод извергнуть анафему. Но тут он неожиданно подчинился воле мальчика: католический священник втянул голову в плечи и сгорбился, ограничившись торопливо-монотонным чтением молитвы.
Когда Мишель, охваченный болью, вышел из дома и его внезапно поглотила ночная мгла, он сначала почувствовал, а потом увидел, что псы Господни исчезли. И в то же время заметил вспыхнувшую звезду и понял, что мистраль тоже издал последний вздох.
Книга первая
DANSE MACABRE[3]
(1513–1528)
В 1513 году, когда Пьер де Нотрдам расстался в приморской провинции со своими земными делами и обрел вечный покой, на другом побережье во всем блеске давала буйные ростки жизнь, чреватая войной.
В Риме творились чудеса: из ничего возводились языческие храмы, чудовищные по своей величине. Пятнадцать столетий одних ядовитых испарений злобы к евреям и ненависти к тому, что полно жизни, столетий кровопролития, страданий, пыток, предательства, истребления народов и злодейских убийств, лжи, интриг, отрицания Бога, охоты за ведьмами, сатанинских заклинаний и фальсификации религиозных учений, пятнадцать столетий неслыханного богохульства собрал под своим куполом новый собор Святого Петра.