За моей болтовней ты не забыла ли, ненаглядная, что выходишь за меня замуж? Дело за малым: отбыть на мою родину. Срок аренды твоей „Раковины“ подходит к концу. Потому ты спокойно можешь оставить ее на произвол судьбы, а хозяин скоро явится, я ему отпишу и честно оплачу остатки счета. Бери билет до Нью-Йорка и сообщи мне номер рейса, я уж встречу. И сразу же вылетаем в Россию. Паспорта, визы в порядке, не подкопаешься. Не забудь почистить компьютер, там не должно оставаться ничего компрометирующего нас с тобою. До встречи, любимая.
Отныне и навсегда твой, твой, твой Франц»
Вот и все, подумала Сабина. Он как всегда распорядился мною, маленький диктатор. И она вновь готова идти за ним на край света, набросив себе на плечи вместо дорожного плаща пожалованное им полотенце.
— Признайтесь, досточтимая фрейлейн, — с улыбкой сказал доктор, — признайтесь, что дамы нередко с большой охотой впадают в причуды; неустанно и неотступно преследуя внезапную прихоть, они не замечают, сколь болезненно это нарушает другие отношения.
Э. Т. А. Гофман.
Крошка Цахес по прозванию Циннобер
Светлану больше никто никогда не ставил на место, называя «жирафой винторогой», что поначалу было просто дразнилкой, а потом означало глупышку. Не дразнил, не называл, не тревожил, и постепенно душенька ее успокоилась, угомонилась и заросла нежно-зеленой ряской мелких повседневных заботушек. И в одинокие годы к Светлане пришла было мудрость, или то, что она понимала под мудростью. Но потом в некий ниспосланный свыше момент она поняла, что так вот, мудрствуя по пустякам, в бытовой суете, недолго превратиться и в старую каргу. И тогда она подышала на мутное, замерзшее окошко своего одиночества, соскребла тонкий слой инея и удивленным глазом увидела мир.
И она вдруг заметила, что ее сияющая блондинистость тускнеет, упорно вытесняемая сединой, поначалу расстроилась и затосковала по уходящей молодости, а потом выбрала для себя рыжий цвет волос и не ошиблась в выборе. Мягко пламенеющая пышная копна стала главной изюминкой в ее облике, ее замечали, легко запоминали, что немаловажно для концертирующей музыкантши без выдающегося дарования, запоминали и дивились ее зрелой красоте. Стройная и изящная Светлана походила теперь на элегантнейшую лису с ухоженной шерсткой и, сама того не сознавая, со спокойной настороженностью, с милым расчетом стала оценивать обстоятельства и себя в этих обстоятельствах.
Однажды произошло совпадение некоторых обстоятельств, и она встретила мужчину своей жизни, который напоминал ей кого-то, давным-давно виденного лишь мгновение, но потрясшего ее юное воображение. У мужчины ее жизни в анамнезе была супруга, фигуристая бизнес-стерва, красотка с бледным матовым лицом, которое вспыхивало мрачным восточным румянцем, когда она видела молодых узкобедрых атлетов, выбритых до глянца, с каменными губами статуи Давида. Впрочем, не пренебрегала она и менее эффектными мальчиками, эта самая супруга по имени Лилия Тиграновна.