Горцы из кишлака Темирхан помогли тропу пробить, перебросили в двух местах овринги[3] через провалы, а саперы из военного округа взорвали несколько выступов. Теперь тропа безопасна, только на шестом километре она пересекает язык ледника…
Он снова оглядел склон ледника, загроможденный камнями, усеянный бурой пылью, на котором лишь редко-редко сверкали полосы чистого льда, а на самом-то деле эти полосы были озерцами или, что еще хуже, трещинами, глубина которых порой достигала сотен метров.
Тревога снова ударила в сердце. Но теперь он в и д е л.
На ледниковом склоне, в стороне от провешенной тропы, лежало что-то красное. С такого расстояния это красное было похоже на ту нитку, что осталась на валуне морены.
Но это была не нитка. Может быть, полоска. Может быть, палка. Скорее всего, палка. Та самая рукоятка красного дерева, которой восхищался Адылов. Увидеть это можно было только от ощущения тревоги. Очень может быть, там ничего и нет. Ни полоски, ни палки. Просто рябь в глазах. Но так как сердце тревожно ныло, то Чердынцев все отчетливее видел это красное.
Он так убыстрил шаг, что левую, простреленную ногу сразу сдавила судорога, она словно бы медленно каменела от напряжения. Но он не думал ни о боли, ни о сорванном дыхании, он вообще ни о чем не думал, он только видел красную полоску, и полоска то расширялась в глазах до размеров неподвижного женского тела, то сокращалась до волосинки, до ворсинки и, однако, все время присутствовала в поле его зрения, даже и тогда, когда он смотрел только под ноги, искал, как бы поудобнее перепрыгнуть через трещину, как прочнее встать на скользкий камень. Но, сделав удачный шаг, преодолев препятствие, он снова оглядывал склон, и опять красное было главным из всего, что он видел.
Чердынцев спустился в щель между моренными валунами, и красное исчезло. Он знал: миновав щель, он увидит, что это такое. Оно лежит справа от дорожки, на чистом льду, а может быть, плавает в воде озера — на леднике вода издали не видна, виден лишь омытый ею донный лед.
Щель он миновал прыжками и сразу повернул направо. В озерце плавала отломленная рукоятка ледоруба.
Вообще-то она выглядела вполне мирно — ненужная палка, плавающая в воде? Она была отломлена у самого обушка, где обычно непрочные вещи и ломаются. Такой ледоруб ничем и не мог быть, кроме как игрушкой.
Чердынцев оглядел крутой склон, на котором ледоруб понадобился человеку, обманул человека и, возможно, повредил человеку. Склон был пуст до очередной моренной гряды. И Чердынцев опять запрыгал через трещины и камни, опираясь на свой надежный и крепкий ледоруб.