— Статья не дописана, — только и сказала она. — Я ведь должна еще выслушать, прав ли Юрочка в своем прогнозе. Впрочем, мы ждем вас в столовой.
Когда он вышел в своем лыжном костюме, который заменял ему домашнюю пижаму, ужин только что ставили на стол. И опять все были приодеты. И Тамара Константиновна переменила костюм. Неужели она привезла с собой десяток платьев?
Только приглядевшись, он понял эту женскую хитрость. Наряд был тот же, но сейчас из-под ворота шерстяной кофты виднелся белый круглый воротник, свободно падавший на грудь.
Салим, уловив хитрый взгляд Волошиной, вышел и вернулся с тремя бутылками сухого вина. Только тут Чердынцев разглядел большой торт и бокалы у каждого прибора. И неловко пошутил:
— Что, наводнение уже кончилось?
— Нет, но предстоят именины. — Это молчальник Галанин изрек свое веское слово. — Сегодня Тамара Константиновна празднует день рождения.
— Ну, ну, ну, на это ничего не скажешь. И паспорт для проверки не попросишь. День рождения так день рождения!
Чердынцев принес из своей комнаты недопитую утром бутылку коньяку. Попросить у Салима коньяк ребята все-таки не решились.
Но своим присутствием он заморозил все «общество». Чердынцев усмехнулся про себя. Так вам и надо! Могли бы обождать с этим торжеством. У них под ногами скопилось около сорока миллионов кубометров воды, которая со все большим усилием давит на несовершенную плотину. И если эта вода прорвется, то…
Ему стало не до насмешек. Молча проглотив ужин и не притронувшись к праздничному торту, он ушел к себе, пожелав всем доброй ночи.
Как видно, они что-то поняли. Вскоре робко постучался Салим и принес недопитую бутылку коньяку, чашку кофе и кусок торта. В столовой было тихо.
Он прислушался: ну, конечно, Тамара Константиновна, словно в отместку за его нелюдимость, всех зазвала к себе. Правда, через капитальную стенку не доносится ни слова, но слышно, как они там рассаживаются, ходят, звенят стаканами, а вот уже и запели. Это Ковалев взял гитару и напевает:
Все перекаты да перекаты, —
послать бы их по адресу! —
На это место уж нету карты,
и мы идем по абрису…
Чердынцев зашел на рацию, чтобы взять вахтенный журнал, и увидел на столе подготовленную к передаче статью Волошиной. Из чистого опасения, не вздумает ли она и на самом деле производить гляциологов в герои, присел к столу и пробежал первую страницу. И опять, как в тот раз, когда он «изучал» ее творчество в районной библиотеке, его поразила строгость письма, прицельная точность образов, тонкое умение проникнуть в неожиданно открытый мир, увидеть его изнутри. Ему даже стало несколько стыдно за то, что он не сумел соединить в своем представлении женщину, которая волнует его, и журналистку, пытающуюся открыть другим то дело, которым он живет. По-видимому, эта статья была первой из целой серии, но начатая спокойным и строгим языком исследователя неизвестных фактов, она вдруг прерывалась взволнованным описанием катастрофы, выдержками из полученных и отправленных Чердынцевым радиограмм и заканчивалась анализом положения дел в районах, которые могут быть поражены безводьем.