Собака быстро осваивалась, привыкала к леснику. А уже через два месяца ни в какую не подпустила к дому пограничников.
Они пришли уже под вечер. И Федор сам спустился вниз на их зов.
Капитан, поздоровавшись, спросил, все ли спокойно на участке? Не появляются ли чужие люди? А потом предупредил, что из одной зоны освободился бывший уголовник. Но на материк он не выехал. Слез с поезда в Кодыланье и словно растаял. Ни следов, ни слуха о нем.
— Может, в откол намылился? — предположил тогда Федька.
— Он и на материке от своих сумел бы спрятаться. Тертый тип… За ним грехов тьма. Убийца и насильник. Умеет психом прикинуться. Потому жив остался, не расстреляли. Хотя и следовало бы. Не знаю, что ему нужно на Сахалине. Но в Кодыланье не зря сошел с поезда. Мы его разыскиваем, чтобы отправить на материк, покуда не подкинул он тут дел милиции. Но и вы будьте начеку.
— А я ему зачем? — не поверил Федька.
— Как появится он у вас, дайте нам знать. Выстрелите трижды в воздух из двухстволки. Мы и поторопимся. Не держите его у себя. Он хоть и вольный, но пусть лучше к себе едет, под надзор милиции. Нам и без него забот хватает.
— Да чего ему у меня делать? К тому же из блатарей! Законник не убивает и не насилует. Это — дело шпаны. Такого мне западло держать! Да и по закону в моей хазе ему не дышать! Этот, кого вы шмонаете, в мою избу не возникнет, — сказал он уверенно и посоветовал искать блатаря у охотников.
Федька весь этот день работал на участке. Лишь под вечер, набрав мешок грибов, возвращался из тайги кратчайшим путем.
Не доходя до дома, услышал рычание Эльбы. Собака явно не пускала кого-то в дом. Лесник заторопился. И вскоре увидел, как разъяренная собака отгоняет от дома кряжистого мужика. Тот бросал в Эльбу сучья, комья земли, собака увертывалась, но не уходила с порога, следила за каждым движением и шагом чужого человека. Тот зол, напорист, нахален и груб.
— Сгинь, падла! Шары выбью лярве! — Чужак грозил овчарке, подкрадываясь к порогу шаг за шагом.
— Взять его! — крикнул Федька вне себя от злобы. Собака, увидев хозяина, взвизгнула от радости. Бросилась на чужого, но цепь не дала достать его.
— Чего надо тебе, паскуда, у меня? Почему прешься в хазу, не спрося позволенья? Иль мозги посеял, пидор вонючий? — спускался по откосу лесник.
— Кент?! Чтоб мои шары лопнули! Век свободы не видать! Я старого хорька стремачил, что раньше тут канал! Он что, откинулся, задрыга? — присмирел мужик, прислонился к дому грязным мешком.
— Ты кто есть, чтоб я с тобой трехал? Отваливай, гнида! Иль закон просрал, что блатарь, как и шестерка, не смеет задавать вопросы фартовому и валиться в его хазу, как в кабак! Тебя звали сюда? Нет! Линяй, покуда на своих катушках дышишь!