«Тебе обидно? А разве мне не было больно, когда ты не пришла, забыла? Вот и получи за свое! В жены бессердечных не берут… Слава Богу, что маманя открыла глаза. Как бы мог вляпаться… Притом на всю жизнь».
Ольга мельком окинула взглядом Федьку. И парень почувствовал, как много хочет она сказать ему.
Но… Стоит ли? Все закончено. Опоздала и упустила. А может, оба?
«Нет, нет», — поежился Федька, не выпуская руку Катерины.
С нею ему жить, делить и горе, и радости. Она крепкая, работящая. Не случайно ее мать выбрала, сказав недавно вечером:
— Тебе, сынок, не попутчица нужна. Жена твоя должна быть особой. Заменить собою всех. И меня, когда помру, и всю недожившую до этого дня семью нашу. Детей должна рожать без страха. Растить их в строгости, в страхе перед Богом. Власти поменяться могут. Такое уж было. А Господь всегда один. Кто его помнит, тот живет. И от жены своей, коль слово дадено, ни на шаг в сторону не моги. Иначе грех содеешь…
Федька глянул на Катерину, на ее руки, большие, крепкие, не по-девичьи мозолистые.
«Из таких не выскользнешь, не повернешь в сторону. Эта любого сумеет удержать», — вспомнились шутки лесорубов на деляне, узнавших о решении Федьки жениться на Катерине.
«Не дурак наш Хведор, все обмозговал. Он же, гад, безлошадным был. Теперь, как женится, враз кобылку в доме заведет. Катька не то воз, целый стог сена попрет сама. Только погоняй».
«Держись, Федька! Она тебе за поселковую да за посиделки все волосы на макухе выщиплет».
«Знал Федор, кого выбрать, самую лучшую из девок. Это ж все равно что половину сосновских девок в жены взять!» — завидовал парню хилый, гнилозубый, с вечно слезящимися глазами поселенец, какой и в полсотню лет остался Костиком.
— Поздравляю вас! — услышал Федор.
Ольга передала свидетельство о браке в руки парня.
Хрипнув мехами, залилась гармошка лихой песней. Свидетели повскакивали со стульев, бросились поздравлять молодых. Окружили плотным кольцом. Повели к выходу.
Федька оглянулся на Ольгу. Она стояла у стола, одинокая и потерянная.
— Привет Силантию от меня передай! — попросил он, сам не зная зачем.
— Нет его. Умер, — ответила она, опустила голову и вернулась к стулу.
Улыбка сползла с лица Федьки. Он выпустил руку Катерины и, вернувшись к Ольге, спросил:
— Давно?
— В тот день, когда тебя избили, слег с простудой. За неделю сгорел. Похоронили как раз на Новый год…
— Жаль! Хороший был человек. Умный, — вздохнул парень.
— Что делать? Прокляла меня твоя мать. Горе и достало. Только не было моей вины. Нигде, ни в чем. А зло осталось над моей головой. От него трудно избавиться, — глянула девушка в глаза Федьке так, что у того душа заныла. Все понял, да пониманье запоздало.