Долго еще, целый год, после того как вернулся он, никого из красных фронтовиков в хуторе больше не появлялось. Но вот — уже по демобилизации — сразу потянулись один за другим. Пришел обросший большущей бородой Игнат Морозов; пришел батареец Бережнов и еще кое-кто из фронтовиков старших возрастов.
А из молодых пока вернулась домой одна лишь Надя. Возмужала она и расцвела. Не скоро привыкла она к своему новому мирному положению и все не могла нарадоваться, глядя, как ее живой портрет, Любушка, которую она оставила совсем малюсенькой, беспомощной, взапуски с Верочкой бегает по двору и палисаднику и щебечет-щебе чет, как говорливая касатка. Она только первые дни немножко дичилась матери; сидя у нее на коленях и разгрызая жесткие, привезенные ею пряники, все искоса вскидывала на нее голубые недоверчивые глазенки. Но это только в первые дни. А потом уже сама напросилась спать с нею вместе. Кровь сказалась.
— А иде ты, мама, была? — все допытывалась она, — А тяво делала?
И нелегко было маме рассказать своей дочке, где она была и что делала.
Воронеж, Ростов-Дон, Новороссийск, окрестности Львова, Крым — везде побывала она, где побывала, очищая родину, Первая Конармия. Выдержала Надя и тысячеверстный переход в конном строю Майкоп — Умань, длившийся семь с половиной недель — с третьего апреля и по двадцать пятое мая, когда Конармию, только что покончившую с Деникиным, перебрасывали на польский фронт. Выдержала в октябре и другой переход в конном строю, семисотверстный, Бердичев — Каховка, когда армия была брошена на Врангеля. Редко когда Надя передвигалась на двуколке или, зимою, в санях. А почти все время — в седле. И не при каком-нибудь обозе второго разряда, а вместе с бойцами, там, где свистели пули и, подчас скрещиваясь, поблескивали шашки, там, где больше всего в ее помощи нуждались раненые бойцы.
В горнице у Парамоновых, на стене рядом с зеркалом, под которым висели семейные фотографии в крашеных деревянных рамках, появились с приездом Нади еще две рамки. В одной из них, большой, не меньше верхнего оконного стекла — Надина почетная грамота, яркая, вся разрисованная. Вверху, под развернутым флагом — сомкнутый строй скачущих всадников в буденовках; с обеих сторон развеваются красные знамена и золотятся перевившиеся колосья; ниже, с левой стороны — фигура рабочего у наковальни, с поднятым молотом в одной руке и кузнечными клещами в другой, а с правой стороны — фигура крестьянина, в лаптях, онучах, с севальником через плечо. Посредине, над большой пятиконечной звездой, напечатано было крупным, под церковнославянскую, с титлами, вязь, шрифтом: