- Мясо! Мясо! Мясо! - азартно перешлепывая вырезку с ладони на ладонь, пританцовывал Платон Платонович. - Отличное мясцо! Мой карапет отпустил?
- Он, - сказала Аня и вдруг начала вдохновенно лгать: - Едва только я передала ему привет от Платона Платоновича, как он аж подпрыгнул. И кинулся врассыпную. Мяса на прилавках вообще уже не было. Одни ошметки. А тут сразу появилась эта вырезка. Ваше имя, Платон Платонович, сотворило чудо.
- Да?! А я что говорил?!
Зашипело, задымилось мясо, брошенное издали и небрежно на раскаленные сковороды. Цирковой прямо номер. Без промаха летели куски, ложились, как у жонглера, того и жди, назад полетят.
- А! - побахвалился своим умением Платон Платонович. - Рем, гости твои точны? Такое мясо не передерживают.
Рем Степанович глянул на часы на руке, зачем-то поглядел и на часы на столе и на часы, вмонтированные в кухонное устройство, где еще было столько всяких циферблатов и кнопок, словно эта кухня умела и летать. Все стрелки показывали одно и то же время.
- Мои гости точны, - сказал Кочергин. - Приучены к точности. Деловой, обязательный народ. Сейчас заурчат моторы. Действуй.
- Есть, капитан! - Платон Платонович вдруг отбежал от плиты, от шипения и бульканья, подскочил к Ане, зорко и усмешливо глянул ей в глаза. - Про карапета соврала, голубушка? Он и не вспомнил меня, так?
- Да что вы, что вы! - правдиво распахнула она свои прекрасные, свои и без того правдивые глаза.
- Подтверждаете, молодой человек? - уставился Платон Платонович на Геннадия.
- Не вспомнил, - сказал Геннадий, глядя на Аню, дивясь ей.
- Вот! Он еще не безнадежен!
- Горит твое мясо-то, - сказал Рем Степанович.
- У меня может все сгореть, но мясо у меня не подгорает. - Платон Платонович мягко, по-тигриному, шагнул к плите, в обе руки схватил две сковороды, рванул, подбросил на них куски мяса, цирковой демонстрируя номер.
- Вот и цирк! Вот мы и в цирке, Гена, - сказала Аня. - А ты предатель.
- Причем, учтите, в цирке, где работают без лонжи. Впрочем, тут все работают без лонжи. - Платон Платонович обернулся, всмотрелся, поблескивая зоркостью своих дальнозорких к старости глазок. - Верно, Рем Степанович?
- Это уж точно, - отозвался Кочергин и опять посмотрел на свои часы на руке и на часы в плите и на столе. - Друзья, пошли в гостиную. - Он поднялся. - Наш повар работает сразу две работы. Он и жарит-парит и прикидывается Жванецким. О, эта страсть к намекам и к обличениям, столь свойственная нашим друзьям! Я привык, конечно, я смирился, но иногда...
Аня поднялась и пошла за ним. Геннадий помедлил, поколебался, сжимая и разжимая пальцы на ручках кресла, но тоже встал и тоже побрел за ними.