В том же 1921–м от руки диверсанта–чекиста погибает в Чугучаке (Китай) вождь оренбургского казачества атаман А. Дутов — этот теракт коммунисты и не прятали: об этом фильм «Конец атамана», снятый в 70–е годы.
Наконец в 1927 году в Улан–Баторе гибнет еще один «сибиряк», А. Щетинкин, бывший там в качестве командующего красным контингентом. Его убийство, обставленное как несчастный случай по пьяной драке, было организовано председателем монгольского ОГПУ… Я. Блюмкиным. Да–да, вот где выплыл убийца Мирбаха — в «суверенной» Монголии! А до этого, в 1924 году, он еще уберет и Б. Савинкова, обставив дело как самоубийство.
Наконец, напомню, что все пережившие гражданскую войну военачальники — выходцы из «альтернативных партий» (К. Акашев, Ю. Саблин, А. Егоров, С. Вострецов, М. Левандовский, Р. Эйдеман) были уничтожены в 30–е годы. Хорошая память у Советской власти, ничего не скажешь.
Но самое циничное — то, что, убирая из‑за угла неугодных начдивов, коммунисты заставили их служить себе после их смерти. И Киквидзе, и Чапаев, и Железняков, и Щорс, и Боженко, и Котовский, и Лазо были прямо‑таки канонизированы советским официозом. О них сняли фильмы, о них сложили песни (как о Железняке: в песне о нем автор текста М. Голодный допустил сразу два искажения правды: герой никогда не был партизаном и никогда не воевал с союзными ему махновцами; сравните: в песне — «Матрос Железняк, партизан» и «Махновцы направо, и десять осталось гранат»). И при этом было велено забыть, что ни один из них не был большевиком и у каждого из них были весьма сложные отношения с коммунистами. Их «очищенные» и идеализированные образы призваны были стать идолами нового режима, поскольку живые на эту роль не годились: каждый из уцелевших мог в любую минуту превратиться из «героя» во «врага народа». И те, кто успел слишком поднять голос против коммунистов (как Муравьев или Махно), — тоже не годились. А вот если б Махно, скажем, погиб где‑нибудь в 1920 году («случайная пуля» бы прилетела), то, может, и прав был писатель Ю. Поляков, который в своей повести «Апофигей» заметил: тогда пионеры, глядишь, называли бы свои отряды не только «юными чапаевцами» или «юными буденовцами», но и «юными махновцами» тоже.
Я думаю, лучшее резюме всему сказанному можно дать словами кандидата исторических наук Ярослава Леонтьева (г. Москва): «Подтвердить или опровергнуть все эти версии практически не представляется возможным. Но, сопоставляя таинственную гибель Киквидзе, Щорса, Боженко, Железнякова, Черняка, Котовского и еще некоторых популярных полевых командиров (добавлю, что старший брат Железнякова, Николай, «пропал без вести») с расстрелом примерно в это же время Ф. Миронова, Б. Думанко, комбрига приднепровской бригады А. Богунского, дальневосточных партизанских командиров — анархиста Я. Тряпицына и максималистки Н. Лебедевой, а также с иезуитской политикой высшего военного советского командования в отношении Н. Махно, — все возможности такого исхода… До фронта неминуемо докатывалось эхо партийных междуусобиц в центре, выливаясь в кровавые разборки. Кроме того, действовала логика полевых командиров. Шел дележ сфер влияния на войска».