Уважение и страх, который внушали за рубежом эти люди, лучше всего иллюстрирует следующий эпизод. За несколько лет до рокового 1914 года русская эскадра шла через Адриатику, мимо хорватского берега (тогда — территория Австро–Венгрии). Дело было после резкого ухудшения отношений Вены и Петербурга. Причина его — захват Австрией Боснии и Герцоговины. Австрийские корабли демонстративно не ответили русским на приветствие. И тогда… Взбешенный русский командир приказал зарядить орудия боевыми. Перепуганные австрийцы немедленно отсалютовали русскому флагу. Спустя некоторое время австрийский командир, оправдываясь в Вене за свое малодушное поведение, сказал: «Но ведь это же был русский флот!» Вряд ли тут требуется комментарий.
Трагедия русского флота в 1917 году началась даже не в октябре, а в феврале. Свержение царя стало щелчком спускового механизма, выпустившего из бутылки джинна темных инстинктов «братвы». Убийства офицеров — зверские, зачастую массовые — как в Кронштадте, Хельсинки, Севастополе — стали обычным явлением. На своих кораблях, в замкнутом пространстве, офицерство было практически обречено. Большевики впоследствии — примерно к лету 1917 года — подметили, что эта страшная сила им явно на руку, и стали покровительствовать «братве» и льстить ей. «Краса и гордость революции» — это ведь Л. Троцкий сказал о матросах; впрочем, это не помешает В. Ленину и тому же Л. Троцкому утопить «братву» в чудовищной крови при подавлении восставшего Кронштадта.
И вот что показательно. Реакцией лучшей части офицерства — и офицеров, и рядовых моряков — стало не бегство, вполне уместное в данных условиях, и не попытки мстить, тоже по–человечески вполне объяснимые. Эти «железные люди» предпочли остаться на своих местах, сохранить верность присяге — не правительству (правительства меняются, как перчатки), но Родине — и продолжать в невозможных условиях защищать свои рубежи. Малоизвестный факт: буквально в считанные недели до октябрьского переворота германский «флот открытого моря» двинулся на Питер. И балтийцы в условиях надвигающейся политической катастрофы, не получая приказов, по сути дела брошенные и преданные всеми, на свой страх и риск, ведомые только офицерами, вышли навстречу врагу, приняли бой у Моонзундских островов в Эстонии и… наголову разбили немцев, потопив у них восемнадцать кораблей и потеряв только один! Германский флот был отброшен от акватории Петрограда, и город был спасен. Воистину прав Н. Тихонов.
И здесь мы подходим к самому важному. Гражданская война расколола флот, как и все общество. Далеко не все моряки готовы были подписаться под словами большевика Годуна из лавреневской пьесы «Разлом»: «Срывают Андреевский флаг — триста лет нас на нем распинали!» Находились (и тогда находились) люди, подобные Берсеневу из того же «Разлома», не желавшие уходить с капитанского мостика; люди, предпочитавшие служить России при любых политических пертурбациях. Таким был, к примеру, адмирал Щастный, который с огромными трудностями вывел из блокированного немцами Хельсинки Балтийский флот и привел его в Кронштадт зимой 1917–1918 годов. Это — так называемый Ледовый переход. Большевики его в благодарность… расстреляли: видите ли, адмирал «совершил свой подвиг для саморекламы». Так сказал на суде над Щастным Л. Троцкий. Пикантная подробность: в это время на очень короткий период в Советской России была отменена смертная казнь, и по этому поводу официальному обвинителю — им был Крыленко — один из членов суда задал недоуменный вопрос. Крыленко, не моргнув, ответил: «А мы не казним — мы расстреливаем!» Что называется, тонкая марксистская диалектика…