Контраст разителен. В последнем — никакого регионального и местного своеобразия, никакого богатства жанров — в основном, частушки. На место индивидуализации приходит нивелирование. Да и лексика‑то становится преимущественно матерной. Во всяком случае, процитировать подобные примеры у меня рука не поднимается.
И это не случайно. Хлынувшая на заводы масса вчерашних крестьян, преимущественно деклассированных, так как крепкие хозяева вели хозяйство и в города не бежали, не могла создать своеобразного фольклора, потому что не обладала соответствующей психологией. Они — и не хозяева, и не мастера, они — маргиналы. Квалификации тоже в массе своей еще не приобрели. А зачастую она и не требовалась: одно дело — металлургия или машиностроение, совсем другое, скажем, — акцизное дело (то есть, попросту говоря, производство водки). Таковы были, к примеру, заводы братьев Злоказовых, превратившиеся в предреволюционные годы на Урале в настоящую «питейную империю». Чтобы гнать горячительное, особого мастерства не требуется — соответственно и работать тут могут не мастера, а вчерашние лапотники…
Но и крупные организации типа картелей и синдикатов жадно поглощали рабочую силу, там активно скапливался вышеупомянутый маргинальный элемент. Конечно, это не могло продолжаться вечно — рано или поздно эти полулюмпены обязательно превратились бы в стопроцентных фабричных тружеников с собственными традициями, с устойчивой психологией. Но для этого требовалось время. А вот этого‑то тайм–аута историческая судьба России и не дала…
Я не случайно вспомнил злоказовское питейное дело. Именно злоказовских рабочих мы встречаем, и в немалом количестве, в правовом деле Ипатьевского дома. И Авдеев, и Медведев, и Никулин, и Якимов, и еще многие — злоказовцы. То есть те самые вчерашние. И в каком же облике они предстают перед нами (и перед историей)?
Отсылаю читателя к популярной книге Э. Радзинского о Николае II. Вышеупомянутые персонажи «не просыхают». Изощряются в непристойности (вспомните мерзкие рисунки на стенах уборной, куда ходили великие княжны). Всегда готовы не просто к убийству, но к убийству зверскому — именно такие будут докалывать штыками агонизирующих женщин в подвале Ипатьевского дома и забивать прикладом великомученицу Елизавету и ее товарищей по несчастью у алапаевской ямы. Наконец, они обуреваемы «голубой мечтой» — изнасиловать царственных пленниц. Одна такая попытка была пресечена Лукояновым на пароходе «Русь», на котором девушек под конвоем везли из Тобольска на Урал. А потом, уже после бойни в ночь с 16 на 17 июля… По воспоминаниям очевидцев, когда братва комиссара Ерагакова, рвавшаяся поучаствовать в расправе, узнала, что всю работу за них сделали чекисты, искренне огорчились, глядя на мертвых княжон: «Что ж вы их нам неживыми‑то привезли?»