Вот он, Алёшин сад и Алёшин огород…
Всё здесь было не так, как летом. Всё стало непохожим, неузнаваемым. Если бы не знакомая лазейка (сколько раз летом приходилось сквозь неё пролезать!), можно было бы подумать, что это совсем посторонний, чужой сад.
Всё изменила тут осень.
Пустые и голые стояли деревья, и ничего, кроме вороха прелой, опалённой осенними морозами листвы, не было на земле.
Где высокий и пышный малинник, в которой даже Алёшину голову нельзя было разглядеть? Только по голосу можно было понять, в какой стороне Алёша, куда он кличет своих детдомовских друзей, чтобы показать им самые крупные и самые сладкие ягоды.
Неужели эти сухие и голые, эти безлистые прутики — это и есть те самые малиновые заросли?
И деревья рябины, растопырившие во все стороны обнажённые ветви, казались какими-то сухопарыми. Ничего на них не оставалось. Только скрюченные, шуршащие, похожие на бумажки листья шевелил ветер. Лишь на одном дереве, на самой макушке, случайно, чудом уцелело несколько багряных кистей. Видно, Алёша не смог залезть на такую высоту.
Эти красные кисти ветер качал, будто весёлые праздничные флажки.
Наташа пробежала между грядками, между кустами, мимо маленькой, низкой баньки и толкнула калитку, которая вела в большой двор.
Вот и сама изба. С высоким крыльцом. С белыми наличниками вокруг окон. С обширными сенями, коровником, сараем и кладовкой.
У Алёши, как и у них в доме, как и в других деревенских избах, как во всех городских домах, как всюду, по всей советской земле, в этот день шло приготовление к наступающему празднику.
Наташины ноги быстро застучали по ступенькам крыльца, потом в сенях. Она дёрнула на себя входную дверь и вместе с осенним ветром ворвалась в избу. Все — и Алёша, и бабушка, и Аннушка, и оба Алёшиных братика, — все были дома, и все занимались разными праздничными делами.
— Наташа?! — удивился Алёша и так быстро вскочил со скамьи навстречу Наташе, что все еловые ветки с его колен упали на пол.
Он тоже, по примеру детдомовских ребят, плёл зелёную гирлянду, чтобы к празднику украсить двери своей почты.
— Наташенька! — взвизгнула Аннушка и поскорее поставила горячий утюг на шесток.
Она подлетела к Наташе и принялась стаскивать с неё пальто.
И оба братика во все глаза уставились на Наташу.
Только бабушка продолжала месить тесто, хотя и глянула в сторону Наташи. Тесто под её руками урчало и квакало на разные голоса.
Наташа даже растерялась, так хорошо её все встретили. А она-то боялась Алёши! Сколько времени они совсем не говорили друг с другом!
— Я только на одну минуточку! Прямо на секундочку по очень важному» делу, — быстро заговорила она, стаскивая с себя шубку и снимая калоши.