Когда Фридрих Вильгельм обнаружил сознательное сопротивление сына, он предпринял грубую педагогическую контратаку. Начались приказы и ругань. В результате сын начал притворяться, избегать всяких попыток втянуть его в серьезную беседу либо уходил в высокомерное молчание. Граф Зекендорф, находившийся тогда в Берлине, сообщал принцу Евгению 27 июня 1725 г., что тринадцатилетний кронпринц начал терять свою отроческую беззаботность, что он производит странное впечатление, выглядит неестественно и чуть ли не дряхло. Проницательный граф-шпион увидел в этом результат постоянного притворства принца: тот питал глубокую неприязнь к образу жизни отца и испытывал растущее давление, поддаваясь ему только для вида. В дальнейшем педагогические стычки переросли в драматический конфликт поколений. Фридрих Вильгельм, глубоко уязвленный упрямством и неискренностью сына, усиливал контроль. Поймав сына на занятиях его любимой музыкой, он обзывал его «флейтистом-свистуном» или «рифмоплетом». Шлафрок из золотой парчи летел в огонь, французские романы конфисковывались и возвращались книготорговцу со строгим наказом больше не предлагать кронпринцу «развратное» чтиво. Сумму карманных денег отец сократил до предела (двадцать пять талеров в месяц), инструкции воспитателям ужесточались.
Возможно, все еще уладилось бы. Но после того, как 12 октября 1726 г. в Вустерхаузене заключили секретный договор с императором, отменявший великолепный проект «двойной свадьбы», в семье поселились раздражение и злоба. 1727 г. для всех стал чистилищем. Королева, глава английской партии, вынашивала в своих покоях планы мести, в то время как Зекендорф и Грумбков поддерживали короля в Табачной коллегии. Старшие дети, Вильгельмина и Фриц, принимали участие в интриге; мать обычно высылала их вперед. В течение двух лет Софья Доротея, которой уже перевалило за сорок, отбивала любовные атаки своего мужа: хватит с нее детей, она не машина по их производству. Однако открытой политической конфронтации королева избегала. Она ссылалась на мигрень, хваталась за сердце или уходила в свой кабинет. А Вильгельмине и Фрицу доставались окрики и пощечины — при виде того, как разрушается душа семьи, смутно чувствуя интриги за своей спиной, отец давал волю своему буйному темпераменту. И больше всего доставалось кронпринцу — ведь ему следовало быть на стороне короля! В борьбе за сына отец использовал средства неверные и почти крайние.
В начале 1728 г. показалось: перемирие близко. На свое 16-летие кронпринц получил чин подполковника прусской пехоты, а Софья Доротея сумела заставить короля взять с собой сына в официальную поездку к Августу Сильному в Дрезден. Однако на зеркальном дрезденском паркете раскол между отцом и сыном только усилился. В то время как тщеславный и легкомысленный принц переживал первое амурное приключение, Фридрих Вильгельм писал в Берлин: «Здесь христианской жизни и в помине нет. Но Бог свидетель: я не нахожу в этом удовольствия и чист так же, как в детстве, и с Божьей помощью останусь таким до своего конца».