Во Франции господствовал беспросветный произвол. Но разве с другой стороны Ла-Манша, из Британии, не доносился призыв к свободе и справедливости? Разве в 1688–1689 гг. там не были приняты «Декларация о правах» и «Билль о правах»?
«Славная революция» в Англии в конечном счете привела лишь к жестокой, едва прикрытой диктатуре и к дальнейшему угнетению народа. Королевскую власть потеснила власть парламента: родовое дворянство и крупная лондонская буржуазия разделили власть в стране поровну. Эта «демократия» воплощала олигархию, власть немногих и богатых; из трех миллионов совершеннолетних жителей Британии лишь десять процентов имели право голоса. Места в парламенте продавались, хотя и не каждому, имевшему деньги. Специальные команды патрулировали улицы портовых городов и принуждали пойманных прохожих к службе на кораблях английского флота, где дисциплина поддерживалась с помощью кнута и виселицы. Английских матросов подвергали куда более страшным наказаниям, чем солдат прусской армии — при том, что в море вряд ли существовала опасность дезертирства.
Четыре пятых богатств Британии принадлежали 7000 аристократам. Рабочие жили хуже рабов античности; в условиях свободного товарно-денежного хозяйства их продавали вместе с мануфактурами. Один английский епископ заявил: «Законы нужны народу только для того, чтобы слушаться их!» В руках дворян находился весь государственный аппарат. Они избирались в судьи, и судьи всегда были землевладельцами. Британское правосудие всех повергало в отчаяние. Универсальным приговором судов была виселица: смертная казнь предусматривалась более чем за сто правонарушений. И сами казни в Британии были варварскими: государственным преступникам вырывали кишки; мертвые тела четвертовались.
Такой же или почти такой же была юстиция повсюду в Европе. Подданные короля, парламента или дворянских клик смиренно признавали в своих властителях высших судей, имеющих право произвольно распоряжаться их жизнями. И каждое воскресенье священники всех конфессий благословляли такое положение вещей и объясняли его «Божьим промыслом». Естественно, король-солдат, будучи абсолютистом до мозга костей, обращался с правосудием в своей стране как хотел. В принципе о разрухе в юридической сфере государства он знал очень хорошо. Еще будучи кронпринцем, Фридрих Вильгельм писал 10 марта 1710 г. министру фон Качу: «Неправый суд вопиет к небу. И если я не улучшу юстицию, вся ответственность за это ляжет на меня». Но выводы, сделанные Фридрихом Вильгельмом, ставшим королем, гласили: больше справедливости через усиление наказаний. (Его просвещенный сын Фридрих Великий позднее пошел по обратному пути: через смягчение наказаний — к более справедливому судопроизводству.) Нетерпеливый и гневливый Фридрих Вильгельм I повсюду являлся этаким берсеркером с занесенной дубиной и, несмотря на свои прогрессивные мысли, в реальности практиковал безграничный деспотизм. С одной стороны, в 1714 г. он запретил преследование ведьм и приказал снести все столбы, у которых сжигались «ведьмы». С другой — ужесточил наказания, прежде всего за воровство и за растраты, кто бы их ни совершил. Так, молодого человека, укравшего пару куропаток, приговорили к шести годам каторги с содержанием в цепях. А когда высокомерный Шлюбхут напомнил королю о своих дворянских привилегиях и предложил полностью возместить деньги, выданные на нужды переселенцев и растраченные им, взбешенный Фридрих Вильгельм выкрикнул: «Я не хочу твоих грязных денег!» — и велел его повесить.