«Здесь мы видим двор, при котором нет ничего более блистательного, более роскошного, чем его солдаты. Оказывается, можно быть великим королем, создавая себе величие не с помощью роскоши и огромной свиты придворных, сверкающих золотом и серебром… Говоря о берлинском дворе, подразумевают почти исключительно военных… Советников, камергеров, гофюнкеров и других, не находящихся на военной службе, не слишком уважают, да и не так уж часто находятся они при дворе…»
К этому описанию автор добавляет:
«Пруссия — это высшая школа порядка и искусства быть хозяином, где все от мала до велика учатся творить себя по образу своего властителя. Воспитание формирует людей, и в Пруссии это получается великолепно…»
Вот суть деяний Фридриха Вильгельма: высшая школа порядка и искусства быть хозяином! Он ведь не хотел воевать, да и не воевал, как нам еще предстоит узнать. То есть предназначение армии было другим. Она являлась часовым механизмом, искусной моделью идеального государства — над этим и работал его практичный ум. Сам того не подозревая и, конечно, не желая того, Фридрих Вильгельм, этот берсеркер, этот реликт Средневековья, уже представлял собой дитя наступившего XVIII столетия, века Просвещения и рационализма. Новые веяния времени, сквозняками будоража эпоху умственного застоя, сделали возможным создание такого аппарата, как прусская армия, вопреки всем традициям и условностям в мире. Грубый и неискушенный, поражающий допотопностью манер, военный мир Фридриха Вильгельма, подчеркивая эту свою внешнюю сторону, подсознательно все же тянулся к рационализму, модернизации и даже к просвещению.
Конечно, король охотно третировал «чернильные души», ученых и интеллектуалов. Но все же он реализовал идеально продуманный план военной реформы, тем самым оказавшись во главе прогресса. Уже в 1714 г., через год после прихода к власти, он распоряжается напечатать устав под названием «Эволюции королевской прусской инфантерии». Великовозрастные полковники и генералы едва не сломали зубы, грызя сей гранит науки под девизом «читать и заучивать». В 1718 и 1726 гг. вышли очередные пехотные уставы, в 1720 и 1727 гг. — уставы для кавалерии (отдельно для кирасир и драгун). Печатное слово начинало править миром, логическое мышление проникало и в военное дело. Король-солдат говорил только о «вере и послушании» и презирал образование. Но развитие, спровоцированное им, требовало «работы и учебы». О том, насколько опережала прусская армия другие благодаря своей организованности и готовности к переменам, можно понять, зная, как прославленная французская армия, прежде сильнейшая армия мира, приняла уставы лишь в 1732 и 1733 гг., а еще более славная австрийская армия последовала этому примеру лишь в 1737 г.