Он остановился перед нашим столом и сказал непререкаемым тоном:
– Эй, вы двое! Собирайтесь, пойдете со мной.
Брат Кадфаэль сделал движение встать, я взглядом пригвоздил к месту, осведомился со всей кроткостью:
– Кто столь любезно приглашает нас, смиренных служителей Христа?
Он прорычал:
– Лорд Марквард!
Я осведомился еще почтительнее:
– А этот лорд… Марквард, он больше или меньше императора? Короли ему сапоги чистят?
Широкоротый надулся, выпятил грудь, еще не врубившись, что именно я спрашиваю, ответил напыщенно:
– Сеньор Марквард владеет здешним замком! Ему принадлежат самые богатые земли в округе. И даже этот постоялый двор на его земле.
Я взглядом предостерег Кадфаэля, чтобы не вскакивал ни в коем случае, заметил с тем же елеем в голосе:
– Но мы с моим смиренным спутником не принадлежим.
Широкоротый наклонился над столом, упершись кулаками в столешницу, прорычал мне прямо в лицо:
– Ты что, не понял?.. Или тебя вести на веревке? Ты знаешь, кто я? Я – Клотар, глава всего войска лорда Маркварда!
Я мгновенно схватил его обеими руками за шею, раз уж нагнул так удобно, с силой ударил о столешницу. Раздался такой звон, будто шлем использовался как пустое ведро для собирания болтов и гаек. Я отпихнул обмякшее тело и вскочил, меч блеснул в руке уже обнаженный, готовый к бою.
– Что-то я сегодня добрый, – сказал я с неудовольствием. – Противно даже. Но вам, болваны, так легко не отделаться.
Болваны ухватились за рукояти мечей, но остановились. Человек, который держит ладонь на рукояти, еще не в бою, но если обнажит меч, его можно атаковать, рубить, калечить, убивать – он сам дает право, обнажая меч. А я, судя по стойке, готов именно атаковать, рубить, калечить и даже убивать, что значит – выпил достаточно.
Широкоротый железной грудой сполз со стола, повалился на бок и так залег, даже не делая попыток подняться. Я указал на него острием меча.
– Забирайте этого дурака. И не возвращайтесь. Я редко бываю таким добрым.
Они убрали ладони с мечей и, поглядывая на меня уже со страхом, с трудом подняли своего Клотара, мужик весит, как половозрелый бык, потащили к дверям.
Я сел, не сводя с них взгляда. С той стороны стола донесся вздох облегчения. Я проворчал:
– Это твое мерзкое влияние, брат Кадфаэль…
– В чем, брат паладин?
– Да отпустил вот так… Надо хотя бы пару затрещин. Или напинать. Какое-то неудовлетворение в фибрах души…
Он сказал торопливо:
– Борись с этим, брат! Даже святые постоянно боролись с соблазнами!
– Да, – ответил я, – но разве не Христос сказал: не мир я принес, но меч?
Он покачал головой.