Постоянное напряжение сильно мучило его. Полные забот дни, беспокойные ночи — ему приходилось часто вставать из-за Энки — невероятным грузом легли на его и без того истрепанные нервы. Не мог забыть он и о клумбе… Немудрено, что его мания завладевала им все сильнее. Часто бывало: разбуженный ночью колокольчиком Энни, он вскакивал, делал, что требовалось, а потом, крадучись, спускался в гостиную, чтобы посмотреть в окно на клумбу и убедиться, что там все по-старому. Иногда — раньше с ним подобного не было — он даже просыпался сам, мучимый неопределенным страхом, и бежал все к тому же окну.
Как ни странно, Энни поправилась. На это не рассчитывал даже Аткинсон, но главное, Энни сама не хотела выздоравливать. Просто не хотела, и все. Она хотела умереть.
Но она поправилась. Жар, не отпускавший ее много дней, спал. Она лежала исхудавшая, бледная, с изможденным, как обычно у выздоравливающих, лицом. Аткинсон отменил компрессы, которые то и дело менял ей Мабл. Она уже садилась в кровати, похожая в своей ночной рубашке, сплошь из вышивки и кружев, в халате и чепце на странную белую мумию. Доктор объяснил Маблу, что опасность еще не вполне миновала: после приступа лихорадки могут быть рецидивы. Не исключены осложнения на сердце, даже воспаление легких, так что миссис Мабл не должна торопиться вставать.
— Конечно, — добавил Аткинсон, — трудно допустить, что она встанет. Она слишком слаба, чтобы стоять на ногах.
Энни в задумчивости лежала в постели. Мысли ее были ясными, голова — чистой и свежей, как зимнее утро; такое бывает после долгих периодов жара. Но ею овладела ужасная убийственная депрессия — тоже частое следствие затяжной болезни, — которая способна омрачить даже безоблачное будущее. А у Энни будущее совсем не было безоблачным. Она слышала, как муж ходит внизу, выполняя бесконечную череду домашних дел… От одной мысли о нем у нее пересыхали и начинали болеть губы. Нет, Энни не ненавидела мужа, даже сейчас она не была способна на это. Она чувствовала, что ненавидит себя. Она потеряла его любовь, ту любовь, что ненадолго сделала мир прекрасным. Заглядывая вперед — насколько она была способна на это, — Энни не видела там никакого просвета. Сознание, что ей известна страшная тайна — известно, что находится в заброшенной клумбе, — причиняло ей боль. Нет, в будущем у нее нет ничего хорошего. Она охотно взглянула бы в глаза опасности, нависшей над мужем — и, как она хорошо понимала, над ней тоже, — если бы была уверена, что Уилл хочет этого. Но ей было ясно: он желает как раз обратного. Мабл был бы рад, если бы она не стояла у него на пути. А она?.. Она тоже ушла бы с его пути, ушла с превеликой охотой.