— Могу я закурить? — спросил он.
— О, разумеется!.. — В мистере Мабле проснулся гостеприимный хозяин. Он полез в карман и нащупал там смятую сигаретную пачку. Он знал, что в пачке остались три сигареты, и рассчитывал выкурить их попозже. Он старательно тянул время, делая вид, что никак не может найти пачку. Хитрость удалась: Мидленд вынул свой портсигар и предложил дяде.
Портсигар был новенький, кожаный; Джим получил его на корабле как прощальный подарок от одной немолодой дамы. Женщины вообще-то понятия не имеют, что кожа плохо влияет на табак. Но это был не простой портсигар. Это был настоящий бумажник, только с отделениями для сигарет, марок и визиток. С другой стороны было еще одно отделение — для денег. Причем битком набитое банкнотами. Когда племянник предложил ему закурить, мистер Мабл успел заметить пачку из двадцати, а может, и тридцати (опыт банковского служащего подсказывал, что, скорее, все-таки из тридцати) купюр достоинством в один фунт. Рядом — еще пачка, из пятифунтовых купюр. Такое обилие денег ошеломило мистера Мабла. И вселило в него какую-то неопределенную надежду, слегка рассеявшую непроглядный мрак отчаяния и тоскливые мысли. Для такого впечатлительного человека, как Мабл, все это было слишком большим событием, чтобы он мог удержаться от комментариев.
— Красивый бумажник, — сказал Мабл, протягивая племяннику горящую спичку.
— Да, — скромно ответил тот, прикуривая. — Подарок. — И он протянул бумажник дяде, чтобы тот получше его разглядел.
Банкноты снова мелькнули перед измученным взором мистера Мабла.
— Внутри тоже выглядит ничего себе, — заметил он, стараясь, чтобы зависть не слишком явно слышалась в его голосе.
— Да… Мне его подарили в Порт-Саиде… Ах, вы имеете в виду деньги? — Мидленд сделал все, чтобы не показать, как его коробит бестактность дяди, и поэтому пустился в дальнейшие объяснения: — Пришлось по приезде в Лондон обменять один аккредитив. В дороге, можно сказать, без гроша остался. Все деньги у меня, разумеется, австралийские…
Все это были, конечно, просто вежливые слова. Однако в голове мистера Мабла они пробудили какие-то торопливые, смутные мысли. Этого парня им послал сам Господь. Не откажет же он родному дяде в маленькой ссуде!.. Даже эти однофунтовые бумажки были бы для них спасением, о крупных и говорить нечего. А задолжать племяннику — вовсе не то же самое, что Эвансу, будь он трижды проклят. Племянник не натравит на них судебного исполнителя. И даже не то, что взять у сослуживцев, которые, если он будет слишком тянуть с отдачей, не остановятся перед тем, чтобы пойти к начальству, и тогда эти деньги просто вычтут из его жалованья… Эта невеселая мысль потянула за собой другие… Он лишь сейчас осознал ужас своего положения. Идет только первая декада месяца, а у него — меньше десяти шиллингов. И на то, чтобы заткнуть рот кредиторам, и на жизнь, на семью… До сих пор мистеру Маблу хватало беспечности, чтобы не допускать в сознание то, что им реально грозит. Но сейчас, когда во мраке забрезжило что-то вроде надежды, опасность встала перед ним во весь рост. Мабл ощутил нервную дрожь, сердце его бешено заколотилось. Он невольно бросил взгляд в сторону буфета, где спрятана была заветная бутылка. Но тут же взял себя в руки. Не тратить же последние три или четыре порции на этого мальчишку!.. Он сердито отогнал мысль о виски и повернулся к племяннику с намерением осторожно его прощупать.