«Мечтала о боярстве — так получай. Теперь ты еще и воеводой стала…» — усмехнулась про себя Анна, но усмешка почему-то получилась горькой.
Сколько бы седых волос ни добавило Анне ее внешнее спокойствие, свое дело оно сделало: взбудораженные отроки второй полусотни и коммерческого отделения, взятые в оборот оставшимися наставниками, продолжили свои обычные занятия. Девчонки, правда, время от времени всхлипывали да прятали покрасневшие глаза, но привычные хлопоты постепенно успокоили и их. В немалой степени этому способствовал Прошка, устроивший Катерине — одной из девиц — чрезвычайно громкий для него разнос за небрежность при работе с подросшим щенком. Он, конечно, был прав, хотя оплошность-то оказалась пустяковая и объяснялась вполне понятным расстройством виновницы скандала. Когда привлеченная его криками Анна подошла к собачьим клеткам, девчонка уже даже не пыталась оправдываться, а в глазах у нее стояли слезы. Анна перебила вдохновенный Прошкин монолог, кивком отпустила Катерину, пригладила растрепанную шевелюру разъяренного подростка и тихо сказала:
— Не волнуйся ты так за них, Проша, не надо. Бог милостив, вернутся они.
Прерванный на полуслове парнишка махнул рукой, обиженно пробурчал что-то себе под нос, на мгновение прижался щекой к женской ладони, а потом убежал куда-то за клетки.
В тот день Анна несколько раз замечала, как Вера, проходя по двору, по своей привычке покрикивала на подростков, попадавшихся на ее пути, а одного, который чуть не столкнулся с ней, ухватила за шиворот и начала распекать за невнимательность. Тот, набычившись, что-то ответил; она послушала, махнула рукой — дескать, иди уж, а подошедшей Анне объяснила:
— Брат его ушел, а у этого растяпы нога натерта, вот Матвей и не разрешил его в поход брать. Теперь ходит сам не свой, на всех натыкается. Да и остальные не лучше, тоже мне — вояки, носы повесили, что не их Михайла с собой взял. Вот и приходится их в разум приводить.
С Веей Анна успела только коротко переговорить — та торопилась на посад: проводы проводами, а хозяйственные дела откладывать нельзя, осень на носу. Впрочем, жена одного из наставников никуда из Михайлова городка уезжать не собиралась, так что для более близкого знакомства у них еще будет время, в Ратном-то старшая женщина в роду и одна из толпы новоприобретенных родственниц не часто сталкивались.
А вот со своей снохой Анна разговаривать не спешила, хоть и видела ее сидящей вместе с Кузьмой на лавке. Не дело это — задушевный разговор матери с сыном прерывать. Кузька, как всякий мальчишка в его возрасте, то сам ластился к матери, то, напротив, отмахивался от ее ласк. Татьяна выглядела хоть и уставшей — сказывалась бессонная ночь, и расстроенной после проводов, но все же спокойнее, чем накануне. И слава богу, а то тут не Ратное — в случае чего за Настеной не добежишь, да и Юлька, как на грех, сбежала. В конце концов Анна все-таки подошла к снохе и племяннику, но Татьяне, видать, не до бесед было — отговорилась усталостью, попросила Кузьму проводить ее до горенки и пошла отсыпаться, благо сегодня в крепости намного тише, чем обычно.