— Ты к чему это? — спросила она хмуро.
— Да к тому, — вздохнула Аринка, — что напрасно ты во мне соперницу видишь. Мне твои женихи, как вот Дударику моих девчонок игрушки… — И опять за плечи Аньку обняла. — Идем-идем, бедолага! Хватит дуться-то. Ты, девонька, одного не понимаешь — между нами с тобой не пять лет разницы, а замужество мое, смерть мужнина да вдовство… а это не годами измеряется. Вот поживешь, поймешь, о чем я… Самой смешно тогда станет.
До ужина время еще оставалось — остальные девки пока что были где-то на занятиях с боярыней, так что можно было спокойно продолжить разговор.
— Ты про женское оружие спрашивала, — напомнила Аринка. — Как им пораниться можно…
Анька кивнула и вся обратилась в слух. Было видно — вот это-то ее интересует по-настоящему!
— Вот скажи, часто отроки на занятиях ранятся оружием воинским? Ножами там или еще чем?
— А то! Юлька с ног сбилась, и Матвей тоже. Каждый день что-то… И такие бывают случаи! Даже и непонятно порой, как им удалось так-то исхитриться…
— Ну так раны отроков по сравнению с тем, на что ты по незнанию нарваться можешь, — сущие пустяки… — Аринка вздохнула. — Тем, чем я татей дразнила, лучше мужей вообще не соблазнять, а уж мужа любимого при чужих так дразнить — это надо совсем ума не иметь!
«Ну про то, что наедине такое иной раз можно и нужно, я тебе пока говорить не буду — рано еще. Сейчас главное уясни — не дело на людях так-то…»
— А ты зачем тогда?
— Так я же не любимого мужа, а ворогов! — Аринка горько усмехнулась. — Я в них не любовь вызывала, а похоть звериную, чтоб они разума лишились. Ты знаешь, как бывает, когда у зверей гон идет или когда свадьбы собачьи? В это время кобелей или лосей лучше не трогать, даже случайно рядом оказаться опасно. Они и друг друга поубивать могут, и того, кто к ним подойдет. Но в то же время и не слышат ничего вокруг, не сторожатся. Вот я тем и воспользовалась. Играла я с ними, понимаешь? Дразнила их. А для этого рубашку скидывать не обязательно. Я бы и в платье могла выйти, да все то же проделать, только мне надо было наверняка их разума лишить, ну и показать, что нет мужей в доме — одна я там. Но представь, если ты или кто еще по незнанию ТАКОЕ в муже своем возбудит. Кем ты для него потом будешь? Сучкой течной, добычей, а не любимой женой. И ревность, и злость, и недоверие его терзать будут. И все это потом непременно на тебе скажется, когда его душу разъест, как ржа железо. И добро бы, если только для него одного это покажешь, да шуткой, но если ты с ним при людях так играть будешь или с кем-то у него на глазах… Он же поймет, что не он один это видит и не он один это чувствует, а для мужа это хуже ножа острого. И еще. Даже если ты сама одного кого-то завлечь пожелаешь, то случайно и посторонний это увидеть может. Видела я — ты тут с отроками играешь… Не в полную силу — не умеешь ты пока это применять, но они уже и от этого ведутся за тобой. Тебе оно нравится, конечно, кажется, что это тебе власть над ними дает, хотя и тут ты ошибаешься. Не ты власть над ними получаешь, а они тобой овладеть хотят, и желание это у них сильнее разума бывает. Но отроки — свои, да и воли им тут не дадено, и сами они тебя вряд ли тронут, как бы ни припекало их, побоятся. Но ведь в Турове чужих много, проезжих. На что они способны? Ты их и не заметишь, а они охоту начнут. На тебя. Ты знаешь, что с полонянками бывает?