– Сэр?
– Что?
– Вы, конечно, можете не отвечать, но… мы освободили, часом, не мисс Жозефину?
– Узнал?
– А как же? Она похорошела, расцвела.
Вкусы относительно женщин у Шарпа и Харпера различались. Сержант, будучи крупнее, и дам любил более пышных.
– Она – леди Фартингдейл?
Поборов искушение посвятить Патрика в тайну Жозефины, Шарп уклонился от прямого ответа:
– Устроилась на зависть.
– В её духе. Обязательно подойду поздороваться.
– Смотри, чтобы сэра Огастеса не было рядом.
– Понимаю, понимаю…
С крыши монастыря за происходящим наблюдали стрелки, отряженные стеречь женщин и пленных. Внизу, у входа, виднелась тёмно-зелёная накидка Жозефины. Уж не португалка ли была истинной причиной опрометчивой атаки на форт? Желание сэра Огастеса покрасоваться перед юной дамой сердца могло заставить его плюнуть на всё, тем более – на какие-то пушки!
Пока орудия в башне молчали.
Знамёна фузилёров, извлечённые из кожаных чехлов, развевались на ветру. Рядом сверкали полированные лезвия полупик охраняющих полковые святыни сержантов. Яркие цвета в сиянии металла наполняли трепетом сердце всякого солдата. Война во всём её великолепии. Сэр Огастес сорвал с головы шляпу, картинно махнул ею, и две колонны тронулись с места.
Шарп закричал стрелкам: «Огонь! Огонь!» Неважно, что целей не видно. Важно, чтобы пули, жужжа вокруг, вынуждали врага сидеть тихо, лишая возможности палить по приближающимся колоннам. С помощью вернувшегося от Фредериксона трубача Шарп передвинул линию стрелков на двадцать метров к форту.
– Огонь! Пусть знают, что мы ещё здесь!
Обрушенная стена манила колонны к себе. Казалось, так легко взбежать по слежавшейся груде камней, на которой пули стрелков взбивали столбики пыли, перевалиться во двор и выместить на вероломных ублюдках ярость, гудящую в сердце после убийства Кинни. Зачем же, спрашивается, имея дырку вместо обороны, Потофе дерзнул нагло провоцировать противника?
Хлопки винтовочных выстрелов утонули в сдвоенном грохоте с холма. Два клуба дыма обозначили позиции пушек, окопанных у основания башни. Растянувшиеся колонны представляли для бьющих сбоку орудий отличную мишень, тем не менее, ядра пролетели над фузилёрами, провожаемые их насмешками. Офицеры быстро утихомирили нижних чинов, и вскоре только понукания сержантов доносились от полка. Блестели штыки. Кое-где бурую однородность рядов нарушали насыщенные красные всплески новенькой униформы. Рождество одарило новобранцев первым боем.
Пушки выстрелили опять. То ли стволы не остудили толком, то ли подъёмные винты заржавели, но на этот раз ядра не долетели до фузилёров, ударили в землю и уже на отскоке врезались в ближайшую колонну. Плеснула кровь. Раненый выпал из строя, уронив мушкет, отполз на обочину и умер.