Лезвие палаша скрежетнул, зацепив центральную опору. Куртка крылом летучей мыши мотнулась вбок. Мундир ничем не напоминал человеческую фигуру. Жалкая уловка, рассчитанная на то, что у страха глаза велики. Дезертиры тоже боялись и тоже не хотели умирать в Рождество.
Залп больно ударил по ушам. Пули рвали мундир; визжа, били по стенам. Шарп непроизвольно съёжился. Грохнула семистволка, разом лишив его слуха. Майор заорал, не слыша даже собственного крика, сбросил куртку с кончика палаша и ринулся в бой.
Мундир спас ему жизнь опять. И ему, и Харперу. Спеша избавиться от куртки, майор не заметил, что ткань зацепилась за острие, наступил на рукав и растянулся. Ирландец споткнулся об него и всем телом обрушился сверху, выдавив из командира остатки воздуха. В этот момент и грянул второй залп, приберегаемый канальями для второй партии нападающих. Пули пронеслись над Харпером, едва не опалив ему загривок. Могучим рывком ирландец послал себя через Шарпа и выкатился из будки, которой оканчивалась лестница. Разряженную семистволку он держал, как палицу – страшное оружие в его лапищах.
Шарп со всхлипом оторвался от ступеней и дёрнулся следом. Звон в ушах отрезал стрелка от всех внешних звуков, голова кружилась, рёбра саднили, и страху места не осталось.
Шестеро забились в угол площадки, бросив бесполезные мушкеты и умоляюще воздев руки. Их стрелки не тронули. Трое хорохорились и умерли. Двоим Шарп выпустил кишки палашом, третьего Харпер выкинул во двор. Глухота понемногу проходила, и визг служивого Шарп уже услышал.
Зыркнув на его перепуганных приятелей, майор перевёл дыхание и опустил клинок:
– Иисусе.
Ирландец подтащил обоих убитых к зубцам и тоже отправил вниз. Вытянувшись по стойке смирно, он молодцевато отдал честь Шарпу:
– Лестницы очищены от противника. Замок взят, за исключением махонькой формальности.
Догадываясь, что за формальность имеет в виду Харпер, Шарп ухмыльнулся:
– Не люблю формальности.
– А кое-кому она и вовсе поперёк горла встанет.
Шарп засмеялся. Их капля дёгтя в бочку мёда Потофе. Они отвоевали эту площадку. Любопытно, кто последним с бою брал озубцованный, залитый солнцем пятачок? Наверно, ещё порох-то не изобрели? Тот, кто прорвался сюда из тесной ловушки винтовой лестницы, был обряжен в железный панцирь, а не в зелёный мундир, и в латной перчатке он сжимал не семистволку, а настоящую булаву.
– Действуй, Патрик.
Кто бы ни был тот древний воитель, но, забравшись сюда, он сделал то же, что сейчас сделают они.
Шарп ждал. С донжона постреливали, но ему было плевать на пули. Он ждал и дождался. На овеянных веками камнях старинного форта; на стене, обращённой к востоку, к фузилёрам и стрелкам, Шарп и Харпер вывесили знамёна. В пятнах крови и сажи; простреленные, рваные стяги. Символы победы.