Она не ответила, она только шепотом повторила последние слова его стихов:
— Когда ты написал это? — спросила она.
— Несколько лет назад. Кажется, почти тотчас после женитьбы.
Она все думала, думала.
— Нет, — вдруг ответила она на его вопрос, — нет, меня не тянет еще дальше. Теперь бы я иначе написала. Я бы написала так: «Я хочу домой, хочу домой, к себе домой!» Но я уже не понимаю, где он, мой дом. Не понимаю, где я была бы дома. Знаешь, я как будто потеряла самое себя. Знаешь, я как будто запродала свою душу. Но и прелесть-то была немалая; он ведь повел меня на высокую гору и показал мне все царства мира и славу их! И вот я предмет роскоши в прекрасном хозяйстве богатого старика! Теперь-то я знаю, какая правда в тех стихах: годами не искупишь часа… Ох, Арвид, Арвид, и отчего нам такая ранняя осень. Ведь мы же еще молоды!
Он взял рисунок и вложил его обратно в блокнот.
— Да, — сказал он. — Для осени рано.
Зала понемногу наполнялась и уже горела всеми огнями. Арвид подозвал официанта и расплатился. Но они еще остались.
— Для осени рано, — проговорил он. — Но ведь нам самим решать, смириться ли с осенью или еще поглядеть на летние дни…
Она смотрела на него. Глаза ее расширились: «Ты любишь меня, еще любишь? Неужели же, неужели ты еще любишь меня?»
Он не мог оторвать глаз от ее лица.
— Никогда, никогда в жизни, никогда я не смогу любить никого, кроме тебя.
Она вдруг побледнела, и лицо ее осветилось бледностью.
— Правда? — спросила она.
У него так стучало сердце, что он не смог ответить. К горлу подступил комок, давнишний комок. Десять лет с ним такого не было.
Но оба спокойно и чинно, словно два манекена, застыло глядели прямо перед собой, в пустоту.
— Не хватало только, — услышал он, как сквозь сон, ее шепот, — не хватало только, чтобы вся моя жизнь прошла, а я бы так и не была твоя!
И, как сквозь сон, он увидел, что она тихонько сняла с пальца перстенек со смарагдом и положила в сумочку.
— Пойдем, — шепнула она.
Он вдруг очнулся.
— Нет, нет, — сказал он. — Нельзя. Нельзя нам идти вместе по лестнице и по коридору. Какой твой номер?
— Двенадцатый.
— В первом этаже?
— Да.
— Лучше сперва пойду я. Я поднимусь в гостиную. А ты покуда останься тут. А потом пойди к себе. Я буду стоять в дверях гостиной и увижу тебя. И когда никого рядом не будет, я пойду к тебе.
— Да, да.
Он стоял в дверях гостиной. Горничная была далеко, в другом конце коридора. Она поднялась по лестнице, она вошла к себе в номер. Она исчезла за дверью.
…Он стоял в ее комнате и повертывал ключ в замке.
— Не хватало только, — слышал он ее всхлипыванья на своей груди, — не хватало только…