— Попробуй задерись на них!
— В одной Самомазке тыщи три живет народа.
— А в семьдесят девятой? Тоже небось тыща.
— Шпаны больше всего во второй! — сказал Вава.
— Ну да! А наши что, хуже? — возмутился Смирнов. — Тридцатая казарма самая боевая. Они даже с казаками воевали.
— Откуда здесь казаки? — не поверил я.
— Это же было в революцию. Только не в эту, а в ту, в старую.
— В девятьсот пятом году! — солидно объяснил Вава.
— Клюев, революционер, у моей бабки в комнате был, только она тогда не бабка была, а девушка. Он в ее платье переоделся и вышел из казармы. А казаки его знаешь как искали! Уж точно бы зарубили!
Я во все глаза смотрел теперь на Смирнова.
— В казарме все люди родные, — сказал он и опять развалился на траве. — Моя маманя из казармы переезжать не хотела, и я не хотел. Старшие братаны настояли, им в одной комнате тесно было учиться. Одному нужно чертить, и другому нужно чертить, а нам тоже уроки делать надо. Вот и переехали мы сюда.
Прибежал Толяна, высыпал из-под рубахи огурцы.
— Шпана! Айда ближе к реке, только дровишек прихватите. Костер запалим.
Мы набрали сучьев и, перебежав широкий луг, устроились за кустами над рекой.
Толяна вытряс из рубахи огурцы, Егор и Генка — картошку.
— Сольцы бы! — помечтал Вава, когда картошка испеклась, и мы принялись выкатывать ее из горячей золы.
— И так больно хорошо! — сиял Толяна, бросая каждому из нас по огурцу.
Мы не успели приступить к пиршеству, как на запах печеной картошки пожаловал еще один едок.
— Шипане от вора — с кисточкой! — Дядька в шляпе, в макинтоше, в белоснежном кашне и сверкающих лакированных сапогах сел рядом с нами на траву, нисколько не заботясь о своей великолепной одежде.
Он палочкой ловко подкинул картофелину в воздух, поймал другой рукой. Разломил картофелину пополам, понюхал и зажмурился от удовольствия.
Держа обе половинки в ладони, он достал из внутреннего кармана бутылку вина и передал ее Толяне.
— Ты, я гляжу, самый тут деловой! Расковыряй.
Толяна вынул перочинный нож с набором, штопором вывинтил пробку.
Человек, назвавший себя вором, приложился к бутылке и вылил в себя ровно половину.
— А это вам, шпана! — Он отдал бутылку Толяне. — Распорядись, чтобы всем хватило.
— Пьем по номерам! — обрадовался своей выдумке Толяна. — Вратарь — первый!
Меня словно схватил кто-то за подбородок и сжал изо всех сил.
Я пил вино два раза в жизни. Один раз — когда мне было три года и я болел дизентерией. Мы жили в большом лесу, у нас не было лекарств.
А второй раз вина мне приказал выпить врач. Это было год назад, я учился в пятом классе и заболел корью. Молодые врачи не могли понять, в чем дело, а старый понял: у меня не проступала сыпь, и, чтоб ее выгнать изнутри, он напоил меня вином.