— Чего спрашивать? Не больше твоего знаю. Всякий живет, пока не помрет.
— Ребятишек жалко.
— Меньше будут мучиться на свете. Сладка тебе эта жизнь?
Он поглядел на жену. Магда стояла, растирая озябшие руки. Кончик носа посинел от холода. И все же она была хороша. Большие серые глаза совсем как у ребенка.
Ему вспомнилось, что раньше, до того как он на ней женился, ей нравился Флориан Зеленок.
— Кабы ты за Флориана вышла, тоже не сладкая была бы жизнь, — сказал он вдруг, неожиданно для самого себя.
Магда вздрогнула.
— Э… да ты что? Какой там Флориан? Ведь он небось хозяйский сын.
Это была правда. Флориан — хозяйский сын, а она по отцу и по матери батрачка, в бараках родилась.
— Бабу свою бьет…
— Да уж знаю, смертным боем бьет.
— Вот видишь…
Она не могла понять, что с ним. С чего он вдруг? Начал говорить о Габрысях, съехал на Флориана. И никогда об этом не говорил, а вот как раз сегодня…
Он сел на нарах и принялся обертывать ноги в старые онучи.
— Идешь куда?
— Да ведь как же? Солому резать надо.
Она огорчилась.
— В такой мороз!
Кшисяк не ответил. Мороз не мороз, а работа есть работа. Он открыл дверь и вышел в седой, солнечный, ледяной мир.
Соломорезка стояла в сарае. Огромной, ровной челюстью скалила зубья ножей. По субботам резали сечку впрок. На долгие дни. Не диво, — лошадей сколько… Снопы лежали высоким ворохом. Их выдал приказчик, свалили в кучу рабочие, сбрасывая с чердака, где они громоздились до самой крыши.
Антон развязывал снопы, клал в соломорезку изрядный пучок соломы, такой, что едва обеими руками обхватишь. Кшисяк и Малик взялись за ручки. Соломорезка хрустнула, колеса медленно задвигались. Жадные зубья хватали солому, втягивали ее, ожесточенно кромсали. Сперва медленно, потом все быстрее — чах-чах-чах, только воздух свистел. Колеса разогнались; казалось, они вертятся сами. Но Малик сразу запыхался. И Антон едва поспевал подкладывать солому. Соломорезка поглощала охапку за охапкой — небольшие, обмолоченные с осени снопы. В воздухе заклубилась серая пыль, запершило в горле. Из широко разинутой пасти соломорезки сыпалась сечка. Мелко нарезанные кусочки водопадом низвергались в подставленные корзины. Маленький Яцек только того и ждал, его радовала эта огромная куча, она росла на глазах, золотисто-серая, местами будто прошитая зеленью сорняков, притаившихся в соломе.
Яцек отгребал сечку к краям корзины. Она просыпалась между пальцами, сухая и хрустящая. И вот корзина уже полна с верхом. Тогда он торопливо оттаскивал ее и подставлял другую. Полную он высыпал в большие лари, стоявшие в стороне. И со всех ног бросался туда, где уже вырастал новый холмик сечки. Отгребал. Готовил другую корзину.