Таким образом, команда остро нуждалась в Эдди Ирвай-не. Когда у вас есть такой исключительный гонщик, как Шумахер, всегда нужно иметь другого, который будет точным показателем того, на что на самом деле способна машина.
У ирландца есть свои мысли насчет того, как рискует команда, слушая только Шумахера.
«Иногда природный талант может мешать – например, когда вы тестируете незначительные изменения в машине. В 1997 году Михаэль тестировал болид после самого большого аэродинамического нововведения, которое когда-либо было в Ferrari. Ему оно не понравилось, и все вернули на круги своя. Я тогда не тестировал болид, потому что Михаэль сказал, что это ужасно, но я протестировал его на следующей неделе и показал время на полсекунды быстрее.
Это неправда, что он прекрасный тест-пилот, это все чушь собачья! Надеюсь, вы понимаете, что польза на тестах была только от меня и Рубенса. У Михаэля врожденный дар приводить машину к финишу быстрее остальных. Но его способности как тест-пилота весьма ограниченны. Когда мы только начинали в Ferrari, он почти все время тестировал болид, а я нет, и это было в корне неверным решением. Но кто поверит Эдди Ирвайну, когда под рукой двукратный чемпион мира? С годами они осознали свою ошибку, и я стал работать на тестах больше».
Но несмотря на образ настоящего трудоголика, который с годами закрепился за Михаэлем, убедить его поработать на тестах было не всегда легко. В ту пору, когда немец еще был в Benetton, он не видел в этом смысла. Вот что говорит Фрэнк Дерни, старший инженер, который в то время работал с Шумахером:
«Я пришел в Benetton, потому что Росс Браун сказал мне: «У нас есть отличный пилот, который способен водить любую машину, но он не знает ничего о настройках». Поэтому начиная с 1992 года и вплоть до первого титула Михаэля в 1994 году мне пришлось многому его учить.
Вначале все, что он хотел знать, — это кто сколько денег зарабатывает. Я сказал ему: «Забудь о деньгах. Формула-1 – это бизнес, в котором ты зарабатываешь кучу бабок, если выигрываешь гонки, но если ты не выигрываешь, ты ничего не зарабатываешь. Поэтому главная твоя задача – побеждать». В первый год я не мог уговорить его поработать на тестах. Как только он стал пилотом Формулы-1, он решил, что тесты – это скучно, и обычно появлялся в Сильверстоуне только днем, тогда как работа кипела с утра. И только в 1993 году он осознал, что участие в тестах помогает в гонке и что тестировать машину самому – лучше, чем доверять ее тест-пилоту. Бывало, что в 1993 году я приезжал на совещание, и в разговоре упоминалось о какой-нибудь настройке или модификации, которую мы собирались использовать, и Михаэль говорил: «Я не буду это использовать, я это еще не опробовал». На что я обычно отвечал: «Мы тестировали это в Сильверстоуне, но ты там не появился». Иногда он был просто невыносим. Мне пришлось вбивать ему в голову, что тесты необходимы. Но он всему учится быстро, и как только он осознал всю важность тестов, его было не остановить».