…Но сейчас я не слушаю бабушкины рассказы, я ухожу в дальнее купе. Меня там угощают конфеткой, и я пристраиваюсь у окна, за которым солнечно и красиво… Я думаю: хорошо бы, чтобы никогда больше не было войны…
А ещё я думаю о своём отце. Уже скоро, скоро я увижу его! И мы никогда больше не расстанемся…
Ночью было о-о-очень жарко!!! Батарея – как раз у меня под подушкой. Не только одеяла нам с Ксюшей не понадобились, но даже простыни были лишними. Ночью поезд летел со страшной скоростью, так что от качки со столика стали сваливаться предметы, в частности, пластиковые бутылки с водой, и одна из них полетела мне в голову… и я проснулась. Колёса гремели, как сумасшедшие, вагон раскачивало, как будто это не поезд по земной тверди движется, а лёгкая лодочка по бушующим волнам мотается…
Матрац подо мной елозил туда-сюда, порой казалось, что я сейчас улечу ногами вперёд – в проход, но не успевала я туда улететь, как вагон со скрежетом и скрипом кренился уже в другую сторону – и я упиралась темечком в стенку. Вот уж никогда не думала на тему, что езда в поезде – это своего рода экстрим. Я опасалась за Ксюшу, спящую на верхней полке. В таких скоростных поездах нужны страховочные ремни. Вместо них, мой ребёнок был увит проводками от плеера. Она так и уснула с ним в обнимку, точнее – с ним в ушах…
* * *
От грохота колёс и от падающих на голову предметов мне снились террористы: как будто мы с Ксюшей от них убегаем…
Не слышала, как проехали Потьму. Ту самую Потьму… Я, когда смотрела расписание, висящее на двери проводников, даже не подумала, что это – ТА САМАЯ Потьма.
Та самая, куда Гавр ездил в течение семнадцати лет. К своему отцу.
…Как раз накануне нашего отъезда в Оренбург вышел журнал, в котором напечатана повесть Гавра – «Свидание с отцом», где он описал их свидания в маленьком домике у лагеря, куда заключённых выпускали на три дня, точнее – на трое суток. И они с отцом общались эти трое суток – почти без сна. Спешили наговориться за целый год… Отец Гавра был простым учителем. Ну, не совсем простым, конечно. Простой учитель не будет проситься на работу в самые запущенные детские дома. Простой учитель не будет писать программу реформирования школы. Жаль, что я не была с ним знакома, не довелось… Он бы понял мою нелюбовь к современной школе. Наверно, он тоже видел, сколько в школе бездушия и формализма, видел, как школа оглупляет детей, лишает их существование радости и смысла, учит бездумно зубрить, а не мыслить. Он хотел, чтобы школа реально готовила детей к реальной жизни. И вот за это его посчитали вредителем?… Человеком, опасным для общества? Человеком, подтачивающим основы советского государства?! Ну, да… Разве советскому государству нужны были мыслящие люди? Ну, конечно: человек, желающий воспитать мыслящим подрастающее поколение, чрезвычайно опасен и должен быть изолирован…