Мама их очень жалеет, этих стриженных тётей. Находит время каждую выслушать. А они говорят, что такого доброго «гражданина начальника» у них ещё никогда не было. Смешно. Какой мама гражданин начальник? Она просто мама. Красивая и добрая. Её все любят.
* * *
…А вскоре маму перевели на другой объект. Теперь она ездит на работу на автобусе в центр города. Там строится новое красивое жильё. Это дома для разных больших начальников.
Когда мама сказала своим подопечным, что уходит от них, они все плакали. Говорили ей: «Кто же нас теперь выслушает? Кто нас пожалеет? Кому мы теперь душу отведём?» И мама, когда рассказывала, как они прощались с ней, тоже не могла удержаться от слёз. Но ведь мама не может сама выбирать, где ей работать. Она – молодой специалист после института, и три года должна работать там, куда её пошлют: то к заключённым, то на другой объект.
Теперь мама ездит на работу в центр города. Она рано уходит и возвращается намного позже, чем раньше. Я её почти не вижу и очень скучаю по ней.
Лето. Вечер. Скоро приедет с работы мама. Я гуляю во дворе и всё время поглядываю на дорогу…
Ура, автобус! Он доезжает до нашего дома и останавливается – здесь, на пыльном пятачке, конечная остановка. Из автобуса выходят последние пассажиры. И мама.
– Мама, мамочка! – кричу я радостно и бегу ей навстречу.
– Не беги, не беги! – кричит мама.
Но я всё равно бегу… Радость от того, что я вижу маму, несёт меня, как волна в море… Остановиться уже невозможно! Я бегу по бетонным плитам. Их недавно положили у нашего дома, вместо асфальта. Потому что после дождя к дому не подойти. И вот теперь у нас хорошая, широкая, бетонная дорожка. С такими железными петлями, которые торчат из плит тут и там. Эти петли похожи на смешные ушки какого-то зверька, который живёт под плитами, а наружу выставил только ушки – как будто подслушивает…
– Лена, не беги!… – кричит мама. – Упадёшь!
И тут я зацепляюсь ногой за одну из этих железных петель и – долго… долго лечу над плитами… Как птица! А потом – шмяк!…
И – долго… долго еду по этим твёрдым, пыльным, скребущим плитам голыми коленками, голым животом, голыми локтями и даже лбом и носом…
…Когда мама принесла меня домой и положила на кровать, они с бабушкой обе зарыдали надо мной.
– Боже ж мой! Живого места на ребёнке не осталось! – плакала бабушка.
– Господи! Ну, зачем, зачем ты бежала? Я же тебе кричала: не беги! – плакала мама.
Живое место на мне было только со спины. А спереди… Я ведь гуляла в одних трусиках и босиком, мы все так гуляли во дворе – в таком пляжном виде: на берегу степи – как на морском берегу. Жарко ведь!