Шоколадная ворона (Канес) - страница 111


И сам самолет, и жизни всех его пассажиров спасло то, что шахидка, убегая от меня, неосторожно подорвала спрятанную в собственном теле мини-бомбу-тампакс. Слава богу, она не успела вытащить заряд наружу. Ее тело приняло всю мощь взрыва на себя.

Моим глазам явился ужас, которого не дай бог увидеть никому. Кроме кандидатов в шахиды, разумеется. Еще живая, еще в сознании, на одних лишь окровавленных локтях она судорожно выпросталась из окутанной едким дымом туалетной кабины. Агония сотрясала остатки растерзанного тела. Живота и внутренностей у нее не было вообще. Кровавая каша растекалась по проходу. Кричать самоубийца не могла – разорванные легкие вываливались из грудины. Глаза вылезли из орбит. Невозможно представить ничего страшнее ее последних секунд!

Все плыло у меня перед глазами, когда, поддерживаемая стюардессами и старым доктором, я встала на ноги.

«Ну все! Я опять победила! Я даже выжила!» – успело мелькнуть в моей голове, и в этот миг все подо мной провалилось. Страшный удар в голову отключил сознание.

Папа

Что это было? Я провалилась в бесцветную тошнотворную хмарь. Ни времени, ни пространства вокруг не было. Только боль. Она то нарастала, то отпускала, оставляя после себя все ту же тошноту. Ко мне кто-то идет... Нет, не идет, ковыляет. Ах да, это мой бедный художник. Я не вижу его лица, но чувствую, как он взволнован.

– Мамочка! Мамочка моя! Все хорошо! Держись! Я жду тебя! Я хочу, чтобы ты привела меня в мир!

Боль мешает мне отвечать даже из беспамятства.

– Я так страдал! Я страдал всю жизнь! Я болел! Ты лучшая! Но ты не поверила мне! Мамочки часто не верят своим детям. Ты оставила мне деньги в туалете! Я нашел их и плакал, как не плакал никогда. А потом они сгорели! Они сгорели вместе со мной. Меня убили!

– Нет, нет! – Я пытаюсь ответить, но сама ощущаю свое полное бессилие. Мозг не передает команды губам – художник как-то странно размахивает передо мной руками, и единственное, что я вижу, – тот самый смайлик, сложившийся из родинок на тыльной стороне его ладони, на которую я обратила внимание при первой и последней нашей встрече. «Зачем я так внимательно смотрю на это место? Что означает эта созданная природой рожица? В ней есть какой-то смысл? Разгадка чего-то?» – думаю я, но посмотреть в лицо художника мне все равно не удается.

– Мамочка! Пожалей меня! Мне так страшно было задыхаться и гореть! Так мучительно и так больно!

Я понимаю, что не переживу его слов. Сердце отказывается биться, и лишь какая-то неведомая сила безжалостно толкает меня в грудь, круша ребра и заставляя сердечную мышцу испуганно проталкивать сквозь себя кровь. Я и впрямь ощущаю себя матерью несчастного.