— Скажите, чтобы мне перевязали раненую ногу. Как военнопленный, я заявляю претензию: меня оскорбляют, называют кабаном, — пожаловался немец.
— Значит, вы хорошо понимаете русскую речь?
— До войны я был в России…
— Товарищи, оказывается, немец хорошо понимает по-русски и обижается, что вы его обозвали кабаном, — улыбаясь, объяснил латыш рабочим.
— Сами нагло нарушили перемирие, полезли на Питер, а тут еще обижаются! Особая вежливость ему потребовалась! — возмутился Алексеев.
— Он нам не нужен, Петрократ! Он не сердце России. Москва — сердце России, — высокомерно задрав голову, проговорил обер-лейтенант. — Вы воюет не по правил, стреляйт из-за угла, делайт засады. Это не чесни война!
— Тоже о чести мелет! Сами исподтишка напали на нас, а теперь бормочут о честности! — покачал головой Прахов и обеспокоенно оглянулся по сторонам. — А где же товарищ Петров? Молодцом он сегодня действовал.
— Ранило Петрова, — ответил один из артиллеристов.
— Ранило?! — воскликнул Прахов. — И сильно? Как же вы не уберегли такого нужного нам человека?
— Да ты не волнуйся, комиссар! — успокоил один из артиллеристов. — Ранило его легко, царапнуло руку шальной пулей… Перевяжется на медпункте и вернется в строй. А что он сегодня действовал молодцом — это точно! Случается, что и среди офицеров попадаются хорошие люди.
— Да какой он офицер? Он же наш инженер, с орудийной мастерской Стального завода! И студентом еще у нас работал. Свой парень! — уверенно проговорил седоусый слесарь.
Пришел Семенов, осмотрел и забинтовал раненую ногу немца.
— Можно его теперь отправлять прямо в Сибирь на каторгу, — пошутил он.
— Как Сипир? Сачем Сипир? — испуганно залепетал немец. — Я чесни зольдат. Ви не имейт права так делайт!
— За то, что полез на Петроград рабочую власть скидать, надо бы тебя упрятать в Сибирь до наступления мировой революции… Ну, ладно, я пошутил… — сказал Семенов.
Перепуганного немца отправили к Дыбенко.
Петров был ранен в последние минуты боя на командном пункте гаубичного взвода. Пуля рикошетировала от земли и ударила в правое плечо инженера. Толчок был так силен, что Петров не устоял на ногах. Снег около него сразу окрасился кровью. К инженеру бросились орудийные номера. С их помощью он поднялся и наскоро перевязался носовым платком, так как давно отдал кому-то из раненых свой индивидуальный перевязочный пакет. Несмотря на острую боль и значительную потерю крови, до окончания боя инженер отказался идти на перевязочный пункт. Когда он наконец пришел на перевязку, по его бледности и лихорадочно горящим глазам Рая сразу поняла, что он ранен. Первым ее движением было бросить остальных раненых и перевязать любимого, но инженер категорически запротестовал.