Спустя тысячелетие (Казанцев) - страница 108

После бессонной ночи и пережитых треволнений Никитенок спал сладким сном, непробудным, как у Спящей Красавицы из сказки; и, как в сказке, все вокруг, казалось, должно было замереть, даже дождь, если б он пошел, превратился бы в хрустальную стену.

Но вместо хрустальной стены у постели застыли Надя с Никитой, не отрывая глаз от разметавшегося во сне мальчика, который, быть может, во сне опять становился «настоящим моряком».

— До чего же тупым чурбаном может быть человек! — произнес Никита.

Надя вопросительно посмотрела на него.

— Нужно нечто вроде светопреставления, чтобы он по-настоящему почувствовал себя отцом. Понял, как дорог ему собственный сын.

— Собственный? — тихо спросила Надя. Никита усмехнулся.

— Надеюсь, красная лампочка у меня на лбу не горит? Но все равно скажу: не отчим я ему, не приемыш он мне.

— Сын? — подсказала Надя. Никита кивнул.

Надя отвернулась, что-то смахнула с ресниц:

— Придется и мне признаться, что никогда в этом не сомневалась.

Никита опустил голову и добавил:

— Что ж, и я признаюсь. Знал я, что ты догадываешься.

Надя покачала головой.

— Догадываются умом, — грустно сказала она. — Здесь что-то совсем иное…

Мальчик вздрогнул, зашевелился.

Надя нежно положила ему руку на всклокоченные волосенки, не успевшие высохнуть.

— Вот это важно, а остальное… — И она отвернулась.

Глава 4

БЕДА

Мужество в несчастье — половина беды.

Плавт Тит Макций, древнеримский писатель

Трое звездонавтов вышли из подъезда дома, где отведена им была квартира.

Утренний воздух, пропитанный сыростью и морскими запахами, казался особенным. Глухой и глубокой, как провал, казалась тишина после рева ночного шторма.

Солнце только всходило, а с мокрой площади поднимались струйки тумана, капризно-извилистые. Просвечивающие сквозь них красавцы дома, окружавшие площадь, казались призрачными сказочными дворцами, устремленными в небо.

Но благостная тишина почему-то внушала неясную тревогу, вызывая внутреннее напряжение…

Особенно остро ощущала это Надя, вышедшая проводить мужчин. Ей припомнились непонятные «воробьиные ночи» их прежнего времени, когда неизвестно почему надо было куда-то бежать, кого-то искать, не зная покоя…

Надя корила себя за то, что смотрит Никите вслед, словно прощаясь с ним. Их ночной разговор — вовсе не прощание! Все стало ясным, нет больше темных уголков в уме и сердце! Вопреки всему они будут вместе, и дорогой, любимый Никитенок только скрепит их союз. Как он всех напугал в эту ночь! И не станет он напоминанием о чужой планете, где Никита обрел его. Не разделять, а соединять их будет замечательный малыш!..