— А порнуха?
— Посмотрим порнуху и напьемся, — сказала Мидори. — И как всегда про неприличные вещи всякие болтать будем.
— Когда я про них болтал? Это ты про них болтала! — возразил я.
— Да какая разница, кто? Будем про неприличные вещи болтать, напьемся до беспамятства и заснем друг у друга в объятиях.
— Что дальше, могу представить, — сказал я со вздохом. — Когда я начну к тебе приставать, ты, типа, будешь отказываться?
— Угу-у, — улыбнулась она.
— В следующее воскресенье тогда приезжай за мной в общагу, как сегодня. Вместе сюда поедем.
— Юбку подлиннее надеть?
— Ну, — сказал я.
Но итоге в следующее воскресенье я в больницу не поехал. Отец Мидори скончался в пятницу утром.
Утром того дня Мидори позвонила мне в пол-седьмого утра.
Загудел зуммер, оповещающий о том, что мне кто-то звонит, и я в пижаме спустился в лобби и поднял трубку.
— Папа только что умер, — сказала Мидори тихим спокойным голосом. Я спросил, могу ли чем-то помочь.
— Спасибо, ничего не надо, — сказала она. — Мы к похоронам привычные. Просто хотела, чтобы ты знал.
Мидори выдохнула воздух, точно вздыхая о чем-то.
— Ты не приезжай на похороны, ладно? Я это не люблю. Не хочу в таком месте с тобой встречаться.
— Понятно, — сказал я.
— Честно меня на порнуху поведешь?
— Конечно.
— Только чтобы грязная-грязная была.
— Ладно. Я ее испачкаю посильнее.
— Ага, ну я тебе тогда позвоню потом, — сказала она. И повесила трубку.
Однако всю следующую неделю никаких вестей от нее не было. В аудитории я ее не встречал, звонков от нее не приходило. Каждый раз вовращаясь в общежитие я с надеждой искал хоть какую-то записку в мой адрес, но ни одного звонка ко мне не было.
Как-то ночью я, чтобы сдержать обещание, попробовал мастурбировать, думая о Мидори, но ничего не получалось. Я поменял ее на Наоко, но и образ Наоко в этот раз особо не помогал. Я почувствовал себя по-дурацки и прекратил это занятие. В итоге я успокоил душу с помощью виски, почистил зубы и лег спать.
В воскресенье утром я написал Наоко письмо. В письме я написал ей об отце Мидори.
"Я ходил в больницу проведать отца студентки, которая учится со мной на одном потоке, и ел там огурцы. Он тоже захотел огурца, и я накормил его, и он с хрустом его съел. Однако через пять дней он утром скончался.
Я до сих пор помню, с каким хрустом он ел тот огурец. Похоже, что смерть человека оставляет после себя маленькие, но удивительные воспоминания.
Когда я открываю глаза по утрам, я вспоминаю ваш с Рэйко птичник. Павлинов и голубей, попугая и индюшку, кроликов. Помню и те желтые плащи с капюшонами, в которых ты и все люди там были в то утро, когда шел дождь.