Но настоящих друзей у Алехина в эмиграции все-таки не было. Возможно, потому что он имел довольно замкнутый характер, а, может, еще и потому, что был непримирим за шахматной доской. Когда он играл в турнире, дружественные отношения отступали на задний план и не смягчали жестких устремлений к победе.
«Непоколебимое внимание должно абсолютно изолировать игрока от внешнего мира», — говорил он о поведении шахматиста во время серьезной партии, и сам следовал этой установке. Несмотря на разницу в классе, Алехин не позволял себе ни на один момент расслабиться. Это свойство не только неутомимого бойца, но в еще большей степени подлинного художника всегда присутствовало в его партиях.
«…Игра с Алехиным требовала беспрерывного напряжения, — писал Г. Левенфиш. — Малейшее ослабление внимания — и Алехин поражал вас очередным тактическим ударом. Богатство его фантазии было поистине неисчерпаемым».
Вспомним крылатую фразу Алехина: «Комбинация — душа шахматной партии». Стратегия для него только подготовка к осуществлению комбинации. Но с возрастом дарование Алехина возмужало, уравновесилось. В период Сан-Ремо (1930) и Бледа (1931) он был уже полноценным стратегом, но фантазия его была по-прежнему неисчерпаемой.
Алехин в совершенстве владел искусством запутывания противника. На вопрос: «Как вам удается так быстро разделываться со своими противниками?» он с полным правом отвечал: «Я на каждом ходу заставляю их мыслить самостоятельно!»
Но здесь важно подчеркнуть, что Алехин при этом не нарушал требований позиции, и в этом было его принципиальное отличие от Ласкера.
Великолепные, рекордные победы Александра Алехина на турнирах в Сан-Ремо и Бледе, на Олимпиаде в Гамбурге, не говоря уже о его первых призах в менее крупных состязаниях 1929–1931 годов, произвели огромное впечатление на общественное мнение. Триумфальное шествие первого русского чемпиона мира, его искрометные, эффектные комбинации, ошеломлявшие быстротой атаки, а также глубокие, тонкие маневры, стоявшие порой на грани с этюдами, приводили в восхищение.
«…Игра Алехина пронизана солнцем, — очарованно писал С. Тартаковер. — Кипучий и стремительный, он более какого-либо другого маэстро олицетворяет собой пышный расцвет XX шахматного века, причем главной особенностью его игры является неисчерпаемость его шахматной фантазии, позволяющая ему вести партии под постоянным напряжением в 1000 вольт!!!
…По-видимому, тайна искусства Алехина заключается в невероятной жизненной силе, наполняющей все его существо. Какова его игра, таков и он сам — белокурый и рослый, широкоплечий и серьезный. «Я побеждаю, следовательно, я существую» — так лучше всего можно было бы охарактеризовать шахматную философию Алехина…»