Через цепь пикетов просочились почти без затруднений. Пару раз присели за кустиками, и все на этом. Килл только фыркнул презрительно. Перед хаткой хутора, в которой разместился искомый командир с лесной фамилией, стоял часовой. С ним перебросился парой слов наш провожатый, после чего, пройдя сени, постучал в косяк и вошел внутрь со словами:
— Товарищ полковник, рядовой Кучкин прибыл с…
— Ну надо же — прибыл он! — Я бесцеремонно прервал доклад: что-то быстро товарищ очухался, а то еще ляпнет чего. — Доставлен ты, а не прибыл.
Заглянув в помещение, я увидел в свете мерцающей с прикрученным до предела фитилем керосинки коренастого танкиста, который, услышав незнакомый голос, уже схватил трофейный МП и нацелил его на дверь. И тут мимо меня проскочила наша Летт и с криком «Соджет! Живо-о-о-о-ой!» повисла у него на шее.
Все немного оторопели, включая этого самого Медведя-Соджета. Наконец, он перевел дух и спросил:
— Ника? Ты?! Живая и настоящая — или это глюки от недосыпу?
— Доказать? — как-то подозрительно ласково спросила Летт.
— Не надо! Уже верю. Вот бывает же, — незнакомец потер лицо ладонями, — только горевал, что нет разведки нормальной, тычусь, как кутенок в ящике, — и нате вам, разведка пожаловала. Нет, Ника, ты правда — пришла? Или приснилась?
— Пришла, пришла… Давай народ разместим, поговорить потом успеем…
Соджет
После того как мы разместили вновь прибывших, я воспользовался моментом и, пока Ника еще не успела добраться до меня, по полной программе устроил разнос начальнику охраны лагеря, у которого вначале сперли подчиненного ему бойца, а потом еще и по его наводке нашли наш лагерь, пройдя посты незамеченными.
— Но товарищ командир, это же наши оказались! — пытался оправдаться Еременко. — Да мы ж…
— Что «вы ж»?! «Наши оказались»? — продолжал я разбор полетов. — Это Я со стопроцентной гарантией знаю, что они наши, а вот откуда у ВАС такая уверенность-то с ходу? Я уж про вашего «бойца-партизана» молчу… С такой «охраной» я вообще поражен, что нас еще не перебили ночью.
При этом слово «охрана» было произнесено мной с таким сарказмом, что Еременко просто не нашел, что мне на это возразить.
От дальнейшей экзекуции охрану лагеря в лице ее начальника спасла Ника, пришедшая таки поговорить со мной, закончив размещать своих людей.
Ника
Человек — странное существо. Вот поел, попил, отоспался — и вроде бы уже и жизнь хороша, и душа радуется. А если встретился на пути знакомый, то вообще в пляс пойдет. Хоть и война кругом и, кажется, очерствела душа, а нате… возрадовалась. Совсем по-детски. Могу я порадоваться или не могу? Эти мужики меня в последнее время за какого-то робота-супербойца держат. Совсем можно с катушек слететь! Радоваться надо, радоваться! Вот таким обычным человеческим встречам!