— А я рада, что не ошиблась, — бесстрастно сказала Эйлюнид Прайс.
— И вы правы, и я прав, и все в полном порядке, — сказал Уимзи. — «Готов я жертвой быть неправоты, чтоб только правой оказалась ты»[9].
Марджори Фелпс посмотрела на него и ничего не сказала. Внезапно она почувствовала себя так, будто кто-то выжал ее, словно мокрое полотенце.
Как мистеру Бантеру удалось, передавая записку, получить приглашение на чай, лучше всего было известно ему самому. Приглашение было принято, и в половине пятого дня, который так радостно завершился для лорда Питера, он сидел на кухне в доме мистера Эркварта и поджаривал пышки. Он делал это мастерски, и, если расходовал масла немного больше, чем надо, вреда от этого не было некому, кроме разве что мастера Эркварта. Естественно, разговор вращался вокруг темы убийств. Ничто так не подходит к горячему очагу и масленым пышкам, как дождь и ветер за окном и порция ужасных историй, рассказываемых в теплой, уютной комнате. Чем сильнее хлещет дождь и чем кошмарнее подробности, тем приятнее аромат очага и пышек. В данном случае все составные части хорошего вечера были налицо.
— Страшно бледный — вот какой он был, когда вошел, — сказала миссис Петтикан, кухарка. — Я видела его, когда относила наверх грелки. Их надо было три: одну к ногам, одну под спину и большую, резиновую, на живот. Он был бледный и весь дрожал, и эта ужасная рвота, вы никогда не поверите. И он так жалобно стонал.
— А мне он показался зеленым, кухарка, — сказала Ханна Уэстлок, — или, можно даже сказать, зеленовато-желтым. Я подумала, что это желтуха, — похоже на те приступы, которые у него были весной.
— Да, он тогда плохо выглядел, — согласилась миссис Петтикан, — но все же совсем не так, как в тот последний раз. А боли, а судороги в ногах, прямо как будто это агония. Это и сестру Уильямс поразило — такая милая молодая женщина, и не заносчивая, как некоторые. «Миссис Петтикан, — сказала она мне, и я считаю, что манеры у нее лучше, чем у тех, кто называет меня «кухарка», — миссис Петтикан, — сказала она, — я никогда не видела таких судорог, кроме одного случая, который был точной копией этого, — сказала она, — и помяните мои слова, миссис Петтикан, эти судороги — они не просто так». Ах! В этот момент я не поняла, что она хотела этим сказать.
— Это характерно для всех случаев с мышьяком, так говорил мне его светлость, — ответил Бантер. — Очень печальный симптом. У него что-то подобное и раньше было?
— Ну, это нельзя назвать судорогами, — сказала Ханна, — хотя я помню, когда он был болен весной, он жаловался на подергивание и покалывание в руках и ногах. Ему это мешало, потому что он тогда срочно заканчивал одну из своих статей, а с этой бедой, да и глаза у него болели, ему было очень трудно писать, бедняге.