Правду не заглушат веревка и топор.
Еще не зачитан последний приговор.
Кто судил нас, от кары не уйдет.
Ведь этот суд — еще не Страшный Суд
[23].
Этот клочок бумаги тоже был подшит к делу.
Беккерт отодвинул пухлую папку. Потянулся рукой к фляжке. Сделал из нее два больших глотка. Почувствовав себя бодрее, встал и подошел к клетке. Открыл дверцу и поймал Симку. Потом направился к окну.
Начинались сумерки. Синева неба темнела. Беккерт раскрыл ладонь.
— Лети, — сказал он. Канарейка взвилась ввысь, но тут же круто развернулась и направилась к окну. Беккерт едва успел захлопнуть ставни, и Симка со всей силой ударилась в стекло, упала вниз.
Беккерт распахнул окно и перегнулся.
То, что несколько секунд назад было живым, поющим, крылатым существом, превратилось в жалкий, безжизненный комочек. В этом Беккерт увидел какой-то знак. Символ! То был знак Высшей воли!
Беккерт шаркающей походкой вернулся к столу. Тут он снова приложился к фляжке. Потом стал лихорадочно листать папку с подшивками.
«Ты, душа моя, в эту тишь
устремишься, взмахнув крылами,
и огромною птицей пролетишь
над задумчивыми вещами.
«Моя дорогая мать, мой дорогой отец!
Я все еще радостно переживаю предоставленное свидание; ведь благодаря ему папа убедился, что я вовсе не комок нервов. Пусть это послужит вам утешением и стимулом стойко переносить свою судьбу.
Сегодня мне предстоит отправиться в тот последний путь, что рано или поздно ждет каждого из нас…»
«Урсула Гёце — 27 лет», — вычислил Беккерт.
«Моя дорогая мама, дорогой папа, Курт и Герда!
Настал мой черед пройти тот путь, каким сама желала пойти вместе с моим большим Гансом. Но сначала я должна выполнить свою задачу: провести через первые месяцы жизни то, что объединяет нас всех, — нашего маленького Ганса. Может быть, ему хоть немного помогут в жизни та гордость и та радость, с какой я это делала и которую он всосал с материнским молоком, а также и все наши надежды и добрые пожелания. Вы станете спутниками начала его жизни: окружите его всей вашей любовью и попытайтесь по возможности заменить ему отца и мать…»
Хильда Коппи была беременна. Казнь ее отсрочили до рождения ребенка.
Кто ж этот Адди? Письмо было датировано 23 мая 1939 года. Его изъяли при обыске в квартире Вильгельма Гуддорфа.
Вот он, Адди — Адди Вендт. Гамбургская подпольная группа.
«Мой дорогой Адди!
Как раз сегодня хотел написать тебе и спросить, почему ты стал вдруг нем как рыба. Но тут пришло твое письмо, доставившее много радости. Я тоже был занят последние недели… Редко когда возвращаюсь домой раньше 10 часов вечера. А когда прихожу, Клара уже спит…»