— Когда именно он получил записку, я точно не знаю. Он показал ее хозяину утром следующего дня.
— То есть второго?
— Да.
Клуте открыл сейф и достал клочок бумаги. Даже непосвященному в криминалистические хитрости Факу было ясно, что почерк изменен. «Кто ищет золото, рискует жизнью», — было написано довольно четко.
— Эту записку вы нашли в номере Кемпки?
— Нет, мне передал ее хозяин гостиницы.
— Откуда она у него взялась?
— Кемпка сам отдал ее хозяину и сказал при этом: «Это у вас так принято шутить?» И пошел к машине, чтобы ехать на Грюнзее. Хозяин сначала хотел выбросить эту записку, а потом передумал: слишком много шума последнее время было вокруг Грюнзее — и при оказии передал ее мне. Тогда он не предполагал, что это — реальная угроза…
— Кемпка тоже, очевидно, не придавал значения этой угрозе?
— Очевидно, иначе он должен был принять какие-то меры предосторожности, — согласился комиссар.
— Ну а если и придавал… Мужчине, а особенно молодому, часто трудно признаться в том, что он чего-то боится. Если он совершенно не придавал значения этой записке, то, наверное, просто никому бы ее не показал, а выбросил в мусоропровод.
— Пожалуй, вы правы.
— Но тем не менее он не мог уже остановиться, он должен был довести начатое дело до конца. Это логично. Я бы тоже так поступил, — продолжал рассуждать вслух Фак и спросил: — А что по поводу этой записки сказал вам Фрайбергер?
— Он сказал, что у него полный сейф таких записок. Один такой автор, например, сообщает ему, что в субботу четырнадцатого августа в тринадцать ноль-ноль начнется атомная война. И приписка: «Советую вам уехать на Маркизовы острова, только там вы найдете спасение».
— Но ведь это совсем другое. Тут мы явно имеем дело с шутником, а может быть, с шизофреником, — улыбнувшись, сказал Фак.
— Примерно так же сказал ему я, но… не хочу повторять, что услышал в ответ.
— С этим ясно. Теперь вы, кажется, говорили что-то об окурке сигареты. Разве это так существенно? Ведь окурков можно найти везде сколько угодно.
— Да, это так. Но на Грюнзее никто не бывает. Ведь эти места стали как будто зачумленными. По крайней мере, это были единственные два окурка, которые я нашел у озера. Кемпка, как установлено, не курил. Шрот тоже не курит. Кроме Розенкранца и человека, который ехал с ним, никто в эти дни не появлялся в тех краях.
— Кстати, о Розенкранце. Вы, конечно, беседовали с ним?
— Да.
— И что же?
— Он не вызвал у меня подозрений. Он вел себя слишком уверенно и даже, я бы сказал, заносчиво.
— Но ведь Розенкранц, судя по всему, — человек, который умеет владеть своими чувствами.