Сдерживая бьющееся сердце, я подошел к своему дому. Долго не решался постучать. Открыть дверь вышла соседка. Она меня не знала и, окинув равнодушными глазами, впустила в коридор. Я должен перейти еще через один порог… Стучусь. В ответ слабый, до боли знакомый голос матери: «Войдите!» Я вошел в комнату и остановился у порога. Мать стояла у печки. Какое у этой женщины усталое, морщинистое лицо и согнутая спина! Ее глаза вопрошающе смотрят — она не узнает меня. Мне надо бы было крикнуть: «Мама! Это я — Ванюшка!», — а я не могу шевельнуться, не могу и слова проронить. Только стою и смотрю на нее. А она все тем же тихим голосом, но уже с беспокойством спрашивает: «Вам кого?» Тут я не выдержал и, будто захлебываясь, по-детски отчаянно крикнул: «Мама!» Она выронила из рук полотенце, опустилась на кушетку, а я уже обнимал старенькие материнские плечи, целовал ее лицо…
Несмотря на то, что моя личная жизнь после возвращения стала благополучно налаживаться, я все время чувствовал словно бы какую-то вину перед товарищами, которые в трудное для меня время стали братьями и следы которых я растерял. Но шло время…
Как-то глубокой осенью ко мне приехал Михаил Девятаев, мой друг и побратим. После войны мы на время словно бы потеряли друг друга — каждый определял свою мирную жизнь. Мы провели ночь в воспоминаниях о пережитом вместе, о возвращении, о работе. Непросто налаживалась жизнь, не сразу все вставало на свои места. Долгое время графа «плен» в наших анкетах вызывала у окружающих настороженность и подозрительность. Михаил с большим трудом получил возможность плавать на небольшом служебном катере в Казанском порту. Работал он отлично и добился того, что его послали в Горький на курсы судовых механиков. Здесь мы и встретились».
В пятьдесят седьмом спешно, телеграммой, дал о себе знать в Казань колхозный бригадир из Сумской области Михаил Александрович Емец:
«Поздравляю тебя, дорогой, с присвоением звания Героя Советского Союза. Тяжелый путь мы прошли в условиях концлагерей. Но не согнулись, с честью выдержали все испытания. Рад за тебя, мой незабвенный друг».
Вскоре почта принесла еще одно сообщение:
«Дорогой Михаил Петрович! Пишет тебе Федор Петрович Адамов. Не забыл меня? Я, например, никогда тебя не забуду. Помню до мельчайших подробностей все: как жили в лагере, как работали в невыносимых условиях, как издевались над нами фашисты. Все помню. А как можно забыть тот момент, когда захватили фашистский самолет!.. Не было конца нашему ликованию. Помнишь, как все запели «Интернационал»? Если бы не ты, Миша, мы могли бы погибнуть в лагере от страшных мук. Спасибо тебе, родной!