Но, думается, читателю небезынтересно узнать, как сложились судьбы героев этого документального рассказа, что произошло на Узедоме после захвата пленными модернизированного бомбардировщика «Хейнкель-111».
После войны Девятаев вернулся в Казань, стал работать в речном порту. И однажды под вечер домой к Михаилу Петровичу пожаловали журналисты. Он впервые встретился с корреспондентами, и это несколько обескуражило капитана рейдового буксирного, неказистого теплохода. Капитан считал, что в газетах пишут только о выдающихся людях и событиях.
— Что вы! — искренне возразил он. — Мы — подсобная служба. Баржи переставляем, плоты подтягиваем. Писать не о чем, не заслужили.
— Насколько нам стало известно, вы улетели из плена на фашистском самолете…
— Ну, то дела давно минувших дней, — грустно ответил Девятаев. — И кому полагается, те об этом хорошо знают…
— То — другое дело. Вы нам расскажите.
Девятаев отмахнулся:
— И вспоминать не хочется… Кому надо было, я десятки раз повторял одно и то же. — И предложил: — Выпьем лучше чайку. Густой, ароматный.
— С удовольствием.
Присели за стол. Узнав за чаем, что один из журналистов был летчиком в Испании, Девятаев сразу оживился:
— Боброва, случаем, не знавали?
— Владимира Ивановича? Еще бы!.. Сбил там, помнится, тринадцать «фиатов» и «юнкерсов».
— Так он же мой командир! — привстал от неожиданности Михаил Петрович. — Мы же кровные побратимы.
— Как?
— Когда в сорок первом меня ранили, он пол-литра своей крови мне отдал.
И журналисты «вытянули» рассказ из волжского капитана. Они просидели у него за остывшим чаем далеко за полночь.
Через несколько дней пришли снова:
— Да вы знаете, Михаил Петрович, что вы за человек: вам Золотая Звезда полагается, не меньше! Мы смотрели документы. Теперь будем писать.
— Вот это зря.
— Почему?
— Во-первых, никакого героизма. Давайте обойдемся без громких слов. Во-вторых, вы должны знать, что меня спрашивали: «Зачем тебе дали самолет, с каким заданием летел?..»
— Но ведь это несправедливо! Сейчас другое время.
— В-третьих, — Девятаев стоял на своем, — никто такого не напечатает.
Не печатали, действительно, долго. Закончилась навигация пятьдесят шестого, капитан поставил теплоход на зимовку, а сам преподавал на курсах матросов-рулевых правила судовождения.
Погожим мартовским утром, когда весело припекало теплое вешнее солнышко, Девятаев начал обычные занятия в классе. Дверь открыл коллега-преподаватель:
— Михаил Петрович, вас к телефону. Сам министр вызывает.
Девятаев вышел в коридор:
— Не разыгрывай, видишь, урок…