Паратон тяжко вздохнула.
— Как ты себя чувствуешь, Паратон? — поинтересовалась ее спасительница.
— Уже лучше, кажется, — ответила избавленная от демона женщина.
В этот момент на лестнице послышались шаги и шум голосов, и в дверях появились две нубийские рабыни. В руках у них были огромные опахала из страусовых перьев, закрепленные на разукрашенных рукоятках. У них за спиной стояли еще две рабыни.
Кормилицы поспешно спрятали всех кукол.
Вошла Нефертити.
Царица неторопливо прошла через зал. Осунувшееся, покрытое морщинами лицо. Здоровый глаз был темным, второй — таким же ужасным, как и всегда. Горькая складка у рта. Ее гордая красота увяла из-за сильных потрясений, выпавших на ее долю.
От ее свободного льняного платья, схваченного поясом с огромным узлом, исходили ароматы кедрового масла и росного ладана. Старшие царевны, как всегда, восхищались золотым лаком, которым были покрыты ногти на ногах Нефертити.
Все устремились к ней. Она обняла младшую царевну Сетепенру, затем взяла ее на руки, поцеловала и поставила на пол. Небрежно поприветствовала остальных. Самые юные пальчики схватились за ее платье, за ее руки. Лицо царицы снова приняло гордое выражение.
Служанки и рабыни оставались коленопреклоненными, при этом они практически доставали носом до самого пола, на котором ветер продолжал играть красной пылью.
— Дочери мои, царевны, слушайте меня! — произнесла Нефертити. — Завтра, в девятом часу четвертого дня будьте готовы попрощаться с земным прахом вашего отца. А вы, кормилицы, должны позаботиться о том, чтобы они явились вовремя.
Младшие сестры залились слезами, за ними разрыдались кормилицы и рабыни. Глаза Меритатон остались сухими. Беря пример с сестры, Анхесенпаатон нечеловеческим усилием воли сдержала слезы. Она уже видела тело отца, а теперь оно, должно быть, выглядело еще ужасней. Его уже давно пора было похоронить.
— Дочери мои, царевны, скоро сын Атона присоединится к своему отцу у Дальнего Горизонта, — продолжила Нефертити. — Семьдесят дней он будет готовиться к светлому путешествию на Запад.
Анхесенпаатон содрогнулась. Она вспомнила о том, что ей рассказала по секрету Меритатон. Бальзамировщики сначала разрежут живот и череп, затем достанут все, что может гнить. После этого тело будет погружено в соду, а затем натерто благовониями. Царевна снова не смогла сдержать дрожь, представив себе это.
— После прощания мы отправимся в храм на богослужение жрецов Атона, — сказала напоследок царица и удалилась в облаке благовоний, словно в доспехах.
В скором времени был подан ужин: салат из лука-порея и огурцов, жареные голуби с чесноком, утиное филе в вине с кориандром, маленькие круглые хлебцы, дыни. Это была первая горячая трапеза после смерти царя, потому что по обычаю запрещалось готовить в горшках любую еду в течение первых двух дней траура. Два дня питались тем, что было: черствым хлебом, финиками, дынями и латуком. Царевны расселись на циновке вокруг низкого круглого стола, уставленного блюдами и кубками. Там же стояли кувшины — один со свежей водой, а другой с пивом. Кувшин с пивом предназначался только для трех старших царевен.