— Прикончат! — спокойно согласился Рябов.
— Больно ты нашумел нынче. Митрий сказывал, как ночью-то гуляли…
— Нашумел! — согласился Рябов.
— То-то, что нашумел. И келарю половину бороды повыдергал. — Крыков усмехнулся. — Не позабудет келарь бороду, не простит.
Рябов кротко вздохнул.
— Не простит.
Еще помолчали.
— Как же быть-то? — спросил Крыков. — Спрятать тебя надобно до времени, да где?
— У вас и спрячьте! — вдруг сказал долго молчавший Митенька. — Самое святое дело в таможенном доме, сударь, никому и в голову не вскочит, что дядечка у вас находятся.
Крыков помолчал, подумал, потом сказал:
— Будь по-вашему. Вместе не пойдем, неладно, а вы попозже, как туча найдет, под дождичком, что ли, задами и приходите.
Он поднялся и зашагал вдоль Двины, а Митенька с кормщиком долго еще сидели над рекой, перекидываясь по слову, по два, молчали, вновь разговаривали, думали, как жить дальше и почему так сложилась судьба.
— Бог, видно, так велел! — смиренно сказал Митенька.
— Бог? — спросил Рябов. — Что-то давно я об нем не слыхал, об твоем боге, — может, расскажешь?
Митенька с испугом взглянул на Рябова и замолчал надолго.