— С берега в узкости по кораблям бить сподручно! — сказал Молчан. — Нас не видно, а он весь как на ладони…
Иевлев живо обернулся к Молчану, спросил:
— Откуда сие ведаешь? С Волги, что ли? Разбойничал? Зипуна добывал?
Молчан ответил спокойно:
— Зачем, господин капитан-командор, зипуна? Которые зипуна добывают — тех головы ноне по рожнам торчат. А мы, слава создателю, покуда живые да здоровые, при государевом деле казенну кашу жуем. Разбойнички зипуна добывают, а мы люди тихие, мы Волгу и в глаза не видывали.
Мужики кругом осторожно засмеялись, улыбнулся и Афанасий Петрович Крыков.
Иевлев стал смотреть, как Кузнец работал с цепью легким молотком: проверял, ладно ли склепана. Ловкий низенький мужичок ему помогал. «Что же, теперь на цепь можно положиться, — подумал Сильвестр Петрович, — да и на многое можно положиться, многое сделано не на год и не на два».
Медленным взглядом он обвел пушки, что чернели с боевых валов Новодвинской цитадели, — там их стояло предостаточно, худо придется шведу. Нынче готова цепь, завтра Афанасий Петрович соберет охотников…
Со скрипом подвалил карбас; матросы, зевая, сбросили легкие сходни.
На острове за кустарником и березками, у костра, опять запели. Слов не было слышно, только напев — плавный, величественный и вместе с тем буйный — все ширился, все рос, теперь, должно быть, его слышали и в цитадели.
Где-то далеко в прозрачном воздухе ударил выстрел.
Иевлев прислушался. Больше не стреляли, только песня звучала у костра…
— На шанцах пальнули! — сказал Молчан. — Там рыбачьи посудинки гоняют, которые в Двину идут… У них пищаль здоровая, пороху не жалеют, как ахнут — в Архангельском городе слышно…
Когда карбас капитан-командора отвалил, Кузнец швырнул молот и клещи оземь, обтер руки и отозвал Молчана в сторону, за могучий куст лозняка.
— Худо? — вглядываясь в Кузнеца, спросил Молчан.
— Худо!
— А чего?
— Прознал воевода клятый.
Молчан покосился на Кузнеца.
Тот рассказал, что кто-то из подписавших челобитную на Прозоровского похвастался, что теперь-де мздоимцу недолго лютовать, пойдет-де на Москву другая челобитная, где вся правда отписана о том, как силою, кнутом вынуждал сей вор посадских людей, гостей да Белого моря старателей подписи свои ставить, будто хотят они его воеводою еще на два года.
Потемнев лицом, Молчан сжал тяжелые волосатые кулаки.
— Болтуны, черти! Расхвастались…
— Не о том ныне речь. Имать, небось, начнет воевода. Сколь крови прольется…
— Прольется? — хрипло спросил Молчан. И ответил: — Прольется! А я тебя, дурака, не упреждал? Правда ему, вишь, занадобилась! Сивый весь, а ума не нажил. Теперь подвесят…