Очевидно, директор снова меня прочел, потому как от его рыка, я своей дурной башкой, чуть не устроил его комнате дополнительный воздуховод… в потолке.
— Даже не думай в это лезть! Мне и чаромутов хватает! Понял?
Пришлось согласно кивнуть, что бы наставник успокоился. Нервы, они не казенные!
— О своих нервах волнуйся. — Фыркнул директор и, усмехнулся. — Спать иди, герой овеянный легендами! Свободен.
Я вывалился из кабинета и, тяжело вздохнув, отправился в свою берлогу. Ввалившись в комнату, я скинул тот комок грязи, что по какому-то недоразумению, принимал за одежду и, приняв душ, рухнул на кровать. Благим намерениям поразмыслить над произошедшими событиями, сегодня сбыться оказалось не суждено. Это я понял, едва моя голова коснулась подушки. Спа-ать!
Утром меня разбудило урчание собственного желудка. Кое-как продрав глаза, я скатился с кровати, добрел до холодильного шкафа… и не нашел в нем ничего кроме замороженного мяса. Вот елочки зеленые! Через секунду на маленькой плите лежал этот гигантский кусок плоти, а я плясал вокруг, не в силах дождаться светлого праздника Большой еды. И дождался!
Тот момент, когда я вонзил зубы в свой завтрак, директор посчитал самым удобным, что бы мысленно связаться со мной. Итог: обожженное небо и прикушенный язык у меня, и полный опупей от моего приветливого мата, у наставника..
— "Хм. Ой. С добрым утром, Аникита Силыч" — Наконец смог выдать нечто более или менее цензурное мой несдержанный мозг.
— "Да? Я что-то в этом уже не уверен". — Задумчиво протянул Дракон. Пришлось в срочном порядке объясняться. А то знаю я эту интонацию. Помнится, приехавший в Школу, в командировку, кийский чародей, постоянно задиравший нос по поводу и без, нарвался на такой тон, когда попытался критиковать кое-какие теоретические разработки наставника. Не понял идиот вежливого обращения, начал хамить и переходить на личности. Аникита Силыч спокойно выслушал всю тираду, а потом "заморозил" горе-чародея, наложил на него питающие чары (их целители применяют, когда пациента невозможно кормить обычным способом), и поставил на постамент в основном дворе Школы. А через седмицу, когда голуби это произведение искусства окончательно уделали (лесники поразвлеклись), поднял ему правую руку, так словно этот статуй дорогу кому показывает, и перенес на крышу восточной башни, где и установил в качестве флюгера. До конца командировки. Так что, директор наш, человек добрый, но если посчитает себя оскорбленным… В общем, грешник может сразу отползать на кладбище, медленно и печально.